написано 08-04-2008 21:49            

- Интересно, а с Высоцким вы пересекались?

- Один-единственный раз в Нью-Йорке. Из короткого разговора я запомнил его слова: "Вилли, меня душат в этой стране. Там столько жлобов!" Мы оба невысокого роста, может быть, еще и поэтому сразу возникла взаимная симпатия.

написано 08-04-2008 21:57            

ЛИТЕР-Неделя: Вы начинали свой путь как музыкант в оркестре, как возникло желание петь?

написано 08-04-2008 23:02            

— ВАМ везло в жизни на встречи, знакомства, дружбу со многими выдающимися людьми. Если не ошибаюсь, вы и с Горбачевым учились в университете в одно и то же время?

— С разницей в два курса: он на пятом курсе юрфака, я — на третьем. В начале пятого курса Михаил Сергеевич был членом факультетского партийного бюро, а к окончанию — как раз тогда проходил Первый фестиваль молодежи и студентов — уже входил в университетское партийное бюро и занимал там какое-то очень важное место. Так что уже в те годы у него все было четко намечено.

— Юрфак вы закончили, однако по специальности поработать не довелось?

— Ни одного дня. Получив диплом юриста, я поступил в Школу-студию Художественного театра. Мне посчастливилось четыре года провести на курсе у Павла Владимировича Массальского, бок о бок с Владимиром Высоцким.

А настояла на том, чтобы я поступил в Школу-студию, моя мама, замечательный музыкант, Евгения Наумовна Брук-Никулина. Как видите, я ее послушался и никогда об этом не жалел.

— Вы учились вместе с Высоцким, а вот песни его никогда не исполняете…

— Меня часто спрашивают: почему Булат Шалвович и никогда — Владимир Семенович? Я считаю, у Высоцкого настолько выражено триединство, что… Человек, который пытается исполнять Володины песни, хочет он того или нет, невольно подпадает под его влияние. Но это формальный момент, а по сути — при всем том, что мне нисколько не чужд Высоцкий и не настолько уж он для меня дальше, чем Булат Окуджава, но, как ни странно, разница в шесть лет… Я был старше всех на курсе, так как у меня за плечами был университет; мне было 24 года, а всем остальным — и Володе в том числе — 18–19. И вот эта разница в возрасте и решила как раз окончательно мои привязанности в сторону уже упомянутого поколения: Булат Окуджава, Давид Самойлов, Юрий Левитанский…

Окуджава, кстати, неоднократно говорил: есть единственный человек, который, нисколько ни в чем не подражая, исполняет то, что написал я. Он исполняет меня, оставаясь при этом собой, Никулиным.

написано 08-04-2008 23:25            

А я не согласен, Лион.

Во-первых, статья Мурадова - «датская». В таких статьях обычно не открывают новое. Но сказать нечто хорошее, никогда не помешает, и в 1968, и в 2008.
К тому же, даже сегодня, это хорошее – не бесспорно. Это мы все, здесь, на форуме Высоцкого, не сомневаемся в его гениальности. Но, даже не говоря о болтунах типа Бавильского, можно назвать многих, кто придерживается пусть доброжелательного, но гораздо более скромного мнения. Вот читаю недавно на каком-то другом форуме нечто типа: «Я Высоцкого люблю, у самого сколько плёнок, но, пусть почитатели Высоцкого не обижаются, сравнивать Высоцкого и Шукшина нельзя, всё равно что сравнивать Есенина и Толстого, несопоставимого масштаба личности».
Я-то уверен, что Шукшин талант, но личностей такого масштаба можно назвать немало, а Высоцкий - гений. И в русской поэзии, я часто повторяю своё мнение, великих поэтов такого уровня только три: Пушкин, Есенин, Высоцкий! Прекрасных поэтов в России было много, а великих – только они.
А вспомните, что Ю.Ким (и не он один), на протяжении более четверти века повторяет (цитирую по-памяти): «Поэт? Есть поэты и по-талантливее! Певец? Есть певцы получше. Композитор? Ничего особенного. Но когда всё это вместе, получается то неповторимый сплав...»
И Ким не единственный, кто утверждает нечто подобное, мол, Высоцкий – не «самый» в каждой ипостаси, и только всё это вместе даёт полномасштабную фигуру.

Поэтому высказывание Мурадова о Высоцком-поэте можно только приветствовать.

А поспорить с Мурадовым можно по другому поводу.
И по поводу истоков: отбросьте многочисленные «не...» и добавьте Брехта, Киплинга и т.д. Получается, источник творчества Высоцкого – мировая культура. А кто-то сомневался?
Да и как композитора, Высоцкого высоко оценивал, например, Шнитке.

написано 09-04-2008 12:26            

"Интеллигенция его раздражала"
До поступления на филфак МГУ я работал монтировщиком в Театре на Таганке. Поступив в университет, я водил свою группу на спектакли "Таганки". Естественно, всех через служебный вход я провести не мог, так что мы пролезали окольными путями: через забор, через "карманы", через те места, где хранятся декорации. И вот как-то зимой мы забрались на "Гамлета". Декораций на "Гамлете" никаких нет, кроме занавеса и двуручного меча на голой стене. Мы вывалились на сцену, уронив с грохотом двуручный меч. Мы его поставили на место и быстро побежали за кулисы, где и столкнулись с Владимиром Семеновичем Высоцким. Он нас серьезно так обругал матерком. Высоцкий очень готовился к спектаклю, выкладывался невероятно. Видимо, он уже вжился в образ, был в настрое, и вот такое хулиганское нарушение подготовки к сакральному действу его возмутило. Потом я пытался извиниться в курилке, он хмуро сделал вид, что все простил.
Еще раз я увидел Высоцкого на встрече Нового года, кажется 80-го, в театре "Современник". Он пришел очень поздно, коротко, злобно спел-бросил железный стих в толпу и мрачно ушел в ушанке с одним поднятым ухом. Создалось впечатление, что самодовольная тусовка творческой интеллигенции его раздражала.

написано 09-04-2008 21:36            

"Высокий, мощный, харизматичный"
В 1978 году в издательстве "Молодая гвардия" вышла автобиографическая книга актера Театра на Таганке Валерия Золотухина "На Исток-речушку, к детству моему". Редактором книги была моя мама. От музыки, а уж тем более подпольных записей "каких-то там бардов" маменька была совершенно далека, поэтому на приглашение Золотухина посетить ночной подпольный концерт Владимира Высоцкого прореагировала в своем репертуаре: "Еще чего". Зато я, услышав обрывок разговора, устроила настоящую истерику: "Мама, это же Высоцкий, ну, "Девушка, здравствуйте, как вас звать? Тома!" Помнишь? скулила я. Пожалуйста, пойдем, в школе все умрут от зависти, не хочешь концерт, посидишь в артистическом буфете..." Через полчаса нудного воя мама сдалась. Концерт на афишах заявлен не был и начинался после вечернего спектакля, в 12 ночи. Всю дорогу до театра мама возмущалась, что только полные дураки ходят на концерты ночью. Валерий Золотухин встретил нас у входа и проводил за кулисы. Пока взрослые общались, я на диванчике в холле смотрела телевизор. Рядом со мной сел невысокий невзрачный человек в джинсах и модной дубленой жилетке. До этого момента Высоцкого живьем я никогда видела, в моем представлении такой голос мог принадлежать только довольно крупному мужчине. По телевизору показывали, как "дорогой Леонид Ильич" вручает орден, кажется Дружбы народов, шахматисту Анатолию Карпову. Пока генсек двигал речь, мой сосед по дивану хихикал, смешно копируя Брежнева. Концерт начинался, всех попросили пройти в зал. Мама скрепя сердце тоже решила окультуриться, посмотреть, от чего там "все с ума посходили". Наши места находились рядом со сценой. Погас свет, на сцене появился Высоцкий. "Ты же с ним на диване сидела", скрупулезно подметила мама. Высоцкий запел, и это был уже совсем другой человек: высокий, мощный, абсолютно харизматичный, он сразу взял зал за горло. Высоцкий пел два часа, и на все это время я забыла, как дышать, и все время боялась, что вот-вот у него остановится сердце или порвутся вены на шее, настолько они были напряжены. Зрители не хотели отпускать Высоцкого со сцены и сидели бы до утра, если бы разрешили. На прощание Золотухин потрепал меня по голове со словами: "Детям будешь рассказывать". Как в воду глядел.
Анна Горбашова, журналист

написано 09-04-2008 22:00            

Да, Валерий Сергеевич широко известен не только как замечательный актер, но и как рассказчик. Одну из своих книг — «Все в жертву памяти твоей» — Золотухин всегда берет с собой на гастроли, концерты и выступления. Кому посвящена эта жертва, легко догадаться с трех раз.

В свое время отношения Золотухина и Высоцкого были притчей во языцех. Их яркий тандем являл собой нечто большее, чем приятельство, товарищество и даже крепкая мужская дружба. Это тот самый случай, который принято называть «родством душ». И видимо, с годами оно проявляется все сильнее.

«ЕСЛИ МЫ С ВОЛОДЕЙ И ВЫПИВАЛИ, ТО КРАЙНЕ РЕДКО И УМЕРЕННО»

— Валерий Сергеевич, признаюсь сразу: влюблена в актера Золотухина с детства, с фильма «Бумбараш»! Поэтому, готовясь к интервью, даже растерялась: хочется поговорить и о становлении личности, и о кинотеатре, и о храме Покрова Богородицы, который вы построили в селе Быстрый Исток, и о вашем звании «Сибиряк года-2003», и о Молодежном театре Алтая. Ну и конечно, о дружбе с Владимиром Высоцким...

— Да, жизнь такая большая, что хороших вопросов о ней можно задавать много...

— Но, может быть, начнем все-таки с дружбы? Ведь уже классикой стало: «Кто твой друг?». — «Валерий Золотухин». — «За что ты его любишь?». — «Если знаешь, за что, это уже не любовь, а хорошее отношение». (Из анкеты Владимира Высоцкого). Чем для вас были отношения с Высоцким?

— Чем была для меня эта дружба, понимаешь только с годами. Сейчас я с ним, Высоцким Владимиром Семеновичем, практически ни на один день не расстаюсь.

— Я так понимаю, свою книгу «Все в жертву памяти твоей» вы не ради денег продаете на своих концертах и гастролях?

— Книгу эту, выпущенную в 1992 году, я вожу с собой и продаю для того, чтобы в каждом городе, где бываю, посеять слово о Высоцком. Потому что слово о нем — это и есть наше с ним общение.

«Моя слава, как и слава Сальери, при жизни была выше славы Высоцкого...». «Хозяин тайги», 1968 год

— И все-таки кто он для вас прежде всего?

— Высоцкий — это великий, не побоюсь данного определения, русский поэт. Поэтому мне прежде всего хочется, чтобы современная молодежь интересовалась им, знала его, любила и слушала. Слава Богу, пока это, в общем-то, происходит.

Кроме того... Да не заподозрите меня в ложной скромности (я о своем таланте много чего знаю), если что-то и останется от меня, то, скорее всего, это будут именно мои дневниковые записи о Володе.

— О Володе уже столько всего написано, если честно...

— Большинство опубликованного о нем было написано после его смерти. А ценность моих заметок в том, что они велись при жизни Высоцкого. Дневник — это документ, который отличается от воспоминаний, как интервью от допроса. Поэтому я всегда призываю своих читателей обращать внимание на даты: когда написано, в какой день и даже в какое время суток...

Для меня это все очень важно, потому что наша дружба с Владимиром Семенычем была очень бережной, что ли, с его стороны.

— В чем это выражалось?

— Ну я, к примеру, до самой Володиной смерти не знал, что он употреблял наркотики. Кто-то думает, что это невнимательность и безразличие с моей стороны... Но я же человек деревенский! Откуда мне знать тогда о таких вещах, как наркомания и ее проявления?.. Высоцкий оберегал меня от всего этого и не допускал в свою тайну.

— А как быть с алкоголем?

— Если мы с ним и выпивали, то крайне редко и умеренно. Когда же его начинало заносить, я старался не участвовать в этих его срывах.

«ПОСЛЕ ФИЛЬМА РЯЗАНОВА «ЧЕТЫРЕ ВЕЧЕРА С ВЛАДИМИРОМ ВЫСОЦКИМ» Я СТАЛ ПОЛУЧАТЬ ОСКОРБИТЕЛЬНЫЕ ПИСЬМА С УГРОЗАМИ»

— Валерий Сергеевич, ну а как же в понятие «бережной дружбы» вписывается известный эпизод с «Гамлетом», когда вы пробовались в спектакле на главную роль, которую уже играл, причем очень хорошо, ваш друг Высоцкий?

— История с моими пробами на роль Гамлета, которого играл Высоцкий, была раздута и довольно предвзято преподнесена Эльдаром Рязановым в его документальном фильме «Четыре вечера с Владимиром Высоцким»... Тогда я сам приехал к режиссеру, поделился, рассказал ему о том предложении Юрия Любимова, а Рязанов разрезал мой монолог, дав его кусками, и перемонтировал, вставив ряд комментариев разных людей.

В результате родилась легенда о моем «предательстве». На самом деле, это всего лишь киномонтаж! Поэтому оправдываться я не хочу. Я устал за столько лет объяснять, как все было... Вы, журналисты, лучше прочих знаете, как можно исказить и преподнести любой материал. Писатель Виктор Астафьев сказал, когда посмотрел этот фильм: «Золотухин здесь единственный честный человек, но и того обокрали!».

Однако дело-то было сделано... 200 миллионов зрителей от меня отвернулись! Я стал получать оскорбительные, хамские письма, иногда полные угроз: мне, мол, выжгут глаза, меня зарежут, моих детей уничтожат...

В общем, началось самое настоящее кликушество, которое сейчас, к счастью, поутихло. А тогда, после Володиной смерти, невозможно было говорить о его каких-то, к примеру, слабых стихах. Даже у Пушкина можно было назвать менее удачные и ценные строки, а вот у Высоцкого — нет! Не моги сказать против него ничего дурного — растерзают! Такое идолопоклонничество было...

«Я НЕ ЗАВИДОВАЛ ВЫСОЦКОМУ. ТАКИХ АКТЕРОВ, КАКИМ БЫЛ ОН, МНОГО...»

— А как вы в таком случае прокомментируете свое собственное высказывание: «Владимир Высоцкий был мне другом, но я всю жизнь ему по-черному завидовал»?

— Ну вот! Опять интерпретировали! Та фраза звучала так: «Я завидую Владимиру Высоцкому! Но не чистой, а самой черной завистью, какая только бывает. Я, может быть, самому Александру Сергеевичу не завидую так, как Высоцкому, потому что имел честь быть современником последнего!».

«Я не мог завидовать Высоцкому. Я же актер. А он — великий поэт!»
Вторая часть фразы исключает первую. Но люди так устроены: они недослушивают, не вникают... Ловят только начало: «О, завидует!», а дальше им уже становится неинтересно.

Я не мог завидовать Высоцкому в профессиональном отношении, потому что моя слава, как и слава Сальери, при жизни была выше славы Высоцкого. Его еще нигде не публиковали, а у меня уже вышла первая повесть в журнале «Юность», был уже в активе «Бумбараш», я играл разные роли в театре... Да и потом, как нас сравнивать? Я же актер. А он — великий поэт! С таким же успехом я мог бы завидовать и Пушкину!

— Стоп! Владимир Семенович не только поэтом был, если вы с ним в одном театре играли...

— И в театре я ему тоже не завидовал. Это исключено. Мы не были с ним соперниками в своем ремесле. Чепуха это полная! Актеров таких, каким был Высоцкий (ну давайте рассудим справедливо!), много. Рядом с Володей работали Олег Даль, Юрий Богатырев, Павел Луспекаев... Не чета нам с Высоцким были артисты! Поэтому не надо, как говорится... (Нервничает). Мы же все запомнили Высоцкого прежде всего поэтом и исполнителем своих песен. Мало ли кто кем был по профессии. Булгаков, например, врач... и Чехов тоже. Но врачи и получше были и есть, а писателей таких, как Чехов, днем с огнем не найти.

— Давайте, Валерий Сергеевич, наверное, сменим тему... Что вы сегодня, в свои 66 лет, считаете основной жизненной ценностью?

— Я не очень люблю отвечать на подобные анкетные вопросы... Наверное, доброту считаю главной ценностью. Нынешний дефицит добра и милосердия лично меня угнетает. Я своим детям, а теперь уже и внукам, все время говорю: «Мне неважно, какую карьеру вы сделаете. Главное — будьте здоровы и добры. А все остальное... Есть — хорошо. Нет — ну и ладно».

— Сегодня вы взвалили на свои плечи огромный груз — возглавили Молодежный театр Алтая, построили в родном селе храм... Пришел черед, так сказать, отдавать долги и подводить итоги?

— В каком-то смысле, да... Я построил то, что разрушил мой отец. Не в искупление грехов, а просто так вышло. И с театром тоже. Мои земляки и коллеги с Алтая привлекли меня к художественному руководству по принципу: «Вы храм построили — так постройте нам и театр!». Ну вот теперь и строю...

написано 10-04-2008 22:14            

Курский вокзал для осетин 60-х годов был, что и ПРОСПЕКТ, времен наших школьных лет - местом встреч, знакомств. Многие осетинские богатыри зацепились за Москву и обитали в общагах, коммуналках, снимали углы. С телефонами был напряг и если хочешь найти знакомого - приходи на Курский, за полчаса до прихода поезда из Осетии.
Матери слали своим чадам с проводниками посылки с лакомствами по сезону.
"Счастливчики с посылками", забирали нас с вокзала и прекрасный повод прекрасно провести время в общаге среди друзей, граненых стаканов, и закуски в изобилии разбросанной на газетах и в щербатых тарелках.
Мы были молоды и перед нами Москва, которую нужно было завоевывать! А в том, что она, Москва, падет к нашим ногам, никто из нас не сомневался.
Я уже был женат. Дочку мы оставили на бабушку, я учился по второму вузу на режиссера, жена без московской прописки, работала завучем в школе рабочей молодежи. Тогда были и такие, в основном, для лимитчиков. Получаем телеграмму - "Встречайте, везу дочь - мама". Жена не спит, ждет. Сбегали в Детский Мир, наскребли на коляску, придумали, куда ее пристроить. Комната-то в общаге шесть метров!
Встретили мы с женой мать и в очередной раз ахнули, - все купе было заставлено узелками, сумками, корзинками, банками с соленьями, и, конечно же, - четверть араки!
На носильщика денег у меня никогда не было. Сам силач! Пришлось совершать десяток ходок. Перрон, площадь Курского вокзала с поцелуями незнакомой дочери. Хорошо, что еще пришли без коляски, как первоначально задумывалось. Три пирога, курицу и четверть араки мать привезла из Осетии, чтобы помолится дому, где теперь живут ее дети. Да и подросшую дочь с родителями познакомить не грех. А "родители" жили в старом общежитии на Трифоновке. Общежития эти были построены для военнопленных австрийцев в первую Мировую и находились бок о бок с товарным двором Рижского вокзала. Это общежитие воспели Ильф и Петров в "12 стульях", в главе "Общежитие имени монаха Бертольда Шварца". Жили в нем студенты творческих вузов и бывшие студенты доживали в нем свой век в окружении детей, и воспоминаниями о том, как их несправедливо отчислили из артистов, четверть века тому назад. Жили и счастливчики - семейные пары, на 6 метрах. Счастье в шалаше и полчища тараканов в придачу, которых из этих деревянных бараков, вывести было невозможно. Но не об этом речь. Над тремя пирогами, курицей и четвертью араки нужно было произнести соответствующие молитвы и в присутствии свидетелей. Забежал я в родное Щукинское училище, где на первом курсе учились, мои дружбаны, - Бибо Ватаев и Котик Бирагов. (Волков, как он просил себя называть в честь ярославского купца, основателя русского театра Федора Волкова.) Услышав, что другу нужно помочь в таком деликатном деле, что три пирога мать уже греет, а четверть араки для охлаждения, вывесили в авоське из форточки второго этажа, ребята мгновенно отпросились с занятий и гогоча мы выскочили на Рижской.
- Пошли через забор, так короче:
- Нет, - сказал Бибо, - бабушка, привезла тебе дочь и без конфет она нас не увидит. На килограмм шоколадных "Ласточек" мы еще способны.
На углу Рижской площади и Трифоновке, мы нарвались на Володю Высоцкого. Увидев нас троих быстро и целеустремленно шагающих в сторону общежития, оживленно говорящих на родном языке, да с кульком конфет в руках, Володя сразу заподозрил неладное, и - распахнув объятья, бросился к нам. А студент третьего курса Высоцкий относился к тем людям, которые чувствуют угощение за версту и отвязаться от которых практически невозможно. У входа в общежитие мы долго топтались, беседовали на темы всемирного театра, обсудили недавний приезд "Гамлета" из Англии, сравнили Мишу Казакова и Пола Скофильда в этой роли. И так, и эдак крутились на пупе, и через полчаса мы сдались! Время поджимало! Объяснив Володе, что приехала мать, привезла жертвенную курицу - вон на форточке висит в авоське, четверть араки и что сейчас главное не выпить и закусить, а совершить обряд ввода дочери в дом и жертвоприношения. Поздравить дочь с вселением в общагу, а главное, пусть мать убедиться, какие у сына благородные, воспитанные товарищи. Володя согласен был сыграть роль благородного кавказского князя по имени "Казбич" и даже согласился, что благородные князья много не пьют, и очень хорошо закусывают.
Знакомство с матерью напоминал светский раут прошлого века, изобиловал поклонами, звоном шпор и приглушенными голосами. А уж внучка - то! Нет слов, вся в бабушку - красавица! Порода!
Кое-как вчетвером разместились на кроватях, между нами две тумбочки с солениями, да стаканы на парадной салфетке. Стаканы мы по дороге прихватили из сатураторов с газировкой. Наши женщины на общей кухне, мы произносим громкими голосами старинные тосты, разрезали курицу, оторвали от пирога младшему его долю, (младшим среди нас оказался Бибо), кричали "Омен!" на все общежитие и покатилось осетинское застолье! Первые три обязательных тоста Володя держался великолепно - как горский князь "Казбич". Старательно кричал "Омен!", пил из граненного стакана только после старшего и особенно его артистической натуре понравилось в торжественные минуты подносить согнутую в локте правую руку к груди, с одновременным наклоном головы. При этом в воздухе явственно слышался звон шпор, и пахло гусарской жженкой.
Потом уже много лет спустя, я работал в театре Ромэн режиссером и был у нас клуб "Под цыганским шатром", куда мы приглашали многих знаменитостей. И Никиту Богословского, Роберта Рождественского и Беллу Ахмадулину, и Андрея Вознесенского, большого любителя цыган. Знаменитости читали свои новые стихи, пели новые песни, играли на рояле. Им с величальной хоровой "За дружеской беседою, пир идет горой", подносили серебряную чарку с водкой, давали закусить черствым ржаным сухарем и в ответ цыгане много пели и пили, пока партком театра не усмотрел в этих посиделках крамолу. Непременным участником всех "Цыганских шатров" был Высоцкий, звезда блатной и диссидентской песни, большой артист, удачливый Дон - Жуан, вызывающий мужскую зависть среди актерской братии, своими любовными приключениями. При встрече со мной, Высоцкий подносил правую руку к груди, наклонял голову и озорно подмигивал:
- "Привет, Казбич!" - приветствовал его я.
- "Почему Казбич? - интересовались окружающие его поклонники и прихлебатели.
- " А у меня в роду были кавказские конокрады", - хрипел Высоцкий.
"Лермонтов Казбича с моего предка писал. Что не знал? Дарю тему. Можешь написать диссертацию. "Высоцкий - Казбич - Лермонтов". Успех обеспечен!"
А пока мать стояла у притолоки, умилено смотрела на красивых, взрослых и благородных друзей сына. В положенное время и с положенными словами, мать преподнесла моим друзьям почетные бокалы. Но Высоцкий был прирожденный лидер, все и вся должно было крутиться вокруг его особы, и вскоре после почетных бокалов исчез.
Мы переглянулись, перешли на родной язык, усадили и мать с нами. Она, как старуха, имела право сидеть с "мужчинами". Молодую невестку мы с собой не посадили, да ей на кухне с подружками-студентками было веселее и их громкий смех, несколько отвлекал нас от торжественного застолья.
Вскоре на кухне запели. Девочки учились на муз. комедии и петь они умели, и еще хотели петь. Вскоре с ними кто-то запел хриплым голосом и с целой стайкой девчонок, и с гитарой в руках, ввалился Высоцкий. Он жил рядом и сгонял за гитарой домой.
Мы не дикари какие-нибудь, а студенты театральных вузов, галантные, целующие, иногда, дамам ручки - запустили, усадили девочек почти на колени. Ну, а потом уже вернуть осетинское застолье в нужное русло, нам не удалось.
Только произносился очередной тост, как в ответ Володя ревел - "А я сегодня головой быка убил". То, что это его песни мы и не догадывалсь. У каждого из нас в заначке была своя "Мурка" или " Эх и по шпалам, и по широким колеям, мчится поезд Магадан - Ленинград:" Но главное, среди нас были Бибо и Котик, которые прекрасно пели осетинские героические песни.После долгих споров договорились - на одну песню Высоцкого, идут две осетинские песни. Потом к песням Высоцкого добавились девочки из муз.комедии. И каждая старалась перепеть соперницу. Бибо Ватаев был юноша такой красоты, мужского обаяния, что девочки бились друг с другом песнями насмерть, забыв про нас всех.. . Котик Бирагов жаловался матери -" Ну, вот так всегда! Больше я с Бибо никуда не пойду. Хоть бы одна на меня взглянула, вот такой я сирота!" Володя еще пытался протолкнуть свои песни, но взоры девчонок кровожадно следили только за Ватаевым. Сегодня он был их кумир! Обиженный Высоцкий опять исчез и голос его до утра хрипел, где-то на первом этаже.
Убирая со стола, мать, посмеиваясь, сказала - "Молодцы! Всевышний охотно примет вашу молитву над тремя пирогами. Еще никогда так много в осетинском застолье не пели. Весело живете! И правильно, артист и должен весело жить. Развлекать людей - его профессия. Живи и украшай жизнь другого человека. Завидная участь.
А этот ваш Высоцкий не казак? Ну, просто атаман архонский!"

написано 10-04-2008 23:15            

Про телевидение вообще и о телевидении для думающих и думающих, что они думают, на экране мы сегодня и попробуем поговорить с ведущим программы «Фабрика мысли» на ТВЦ, журналистом-международником, некогда пресс-секретарем Владимира Путина, но мы не будем об этом говорить, это уже давняя ипостась, Михаил Кожухов сегодня в студии Радио Свобода . Добрый день, Михаил.

Начнем с событий воскресных телевизионных. Не знаю, как вы наблюдали за экраном или не наблюдали, но я где-то прочла, что в вашем доме знали Высоцкого и Окуджаву. И даже на какой-то вашей дешевенькой гитаре, видимо, юношеской за семь с полтиной кто-то из них даже чего-то такое наигрывал. Да?

Михаил Кожухов: Оба. Я, как раньше говорили, из династии журналистов. Мама моя – журналист, Галина Кожухова. Она – мало того, что талантливый профессионал, она еще очень одаренный человек. И с ней любили дружить очень многие из тех, кто составлял гордость отечественной культуры. С Окуджавой она просто дружила, с Высоцким не было такой близкой дружбы, но несколько раз он тоже бывал у нас дома. А Окуджава бывал довольно часто. И действительно, моя гитара именно за 7,50 ими обоими была использована по назначению.

написано 10-04-2008 23:48            

Субботы и воскресенья были наши. Обычно Володарский предлагал мне: “Эдюша, сползаем в “Горку”!” (“Горка” ­ это местное название продуктового магазина в Матвеевке). Были там две сестрички: Валя и, кажется, Надя. Однажды он пошел в “Горку” один и вышел оттуда в подпитии, да еще с деньгами в кармане. Местная шпана взяла его в шоры. Чуя беду, сестрички­-барменши сразу же позвонили Высоцкому. Тот ­ в машину и к “Горке”, как раз вовремя. Рассказывали, как он гонял по всей центральной площади Матвеевки щипачей. Да и кто б его посмел тронуть?..

Но вернусь к нашей первой встрече с Высоцким. Он уже был тем самым Высоцким, о котором ходили легенды: дескать, он и летчик, и лагерник, и альпинист. Каждый сопливый пацан, имея самый примитивный катушечник, накручивал только Высоцкого, а кто повыше ­ старшеклассники и студенты ­ никакой возможности не упускали и надежды не оставляли приобрести билет в Театр на Таганке. Стояли денно и нощно, в жару и стужу, писали чернильным карандашом номера на руках.

Как-­то ответственный секретарь газеты “Советская культура” Владислав Перфильев возьми да и скажи:

­- Эдик, чего б тебе, по соседству, не взять интервью для нашей газеты у Высоцкого. Тебе там и Володарский в помощь. Будешь первым журналистом в стране, опубликовавшим с ним интервью. Наш главред дает тебе целую полосу. Только надо, чтобы Володя публично “отбоярился” от блатных песен, которые под него хрипят, ему же и приписывают.

Я позвонил Володарскому, тот ­ Высоцкому, и готово: день интервью назначен, встречаемся у служебного входа в театр. Идем мы с Высоцким какими­-то полуподвальными ходами, то влево, то вправо нас уносит мимо труб, вентилей, и не ведаю я -­ одурение нашло -­ с чем я иду и что преследую вместе с этой, будь она неладна, “Советской культурой”?

В артистической (кажется, Высоцкий в этом стесненном пространстве старенького театра был единственным, кто имел отдельную гримерную) Володя сразу же разделся и нахлобучил на себя рубище Хлопуши. В этот день давали Есенинского “Пугачева”…

Я хотел было вкратце представиться, сказать, что я из милицейской газеты, но вот редакция “Советской культуры” хочет... Володя меня прервал, сказав, что знает обо мне через Володарского, времени до начала спектакля в обрез, поэтому валяй сразу, чего там у тебя есть. Ну я сразу на одном дыхании и вывалил предложение газеты.

Высоцкий просто замер и побелел. Потом произнес негромко, но внятно:

-­ Значит, “Советская культура” публикует мои стихи и песни и по ошибочке там что­то вкралось. Так что ли? Чтоб ты знал, ваш главред вообще считает меня чуть ли не за врага народа. Люди знают, где мои песни и где не мои. Мне не от чего отрекаться и каяться не в чем. Тебя втащили в дешевенькую и гаденькую провокацию. Любого другого на твоем месте я бы вышвырнул из театра, но Володарский, да и Абдулов мне говорили, что ты отличный парень и умеешь постоять против неправды. Работаешь в милицейской газете? Вот в ней и работай, а в дерьмо не лезь…

Потом Володарский долго меня утешал, говорил, что Володя ни на грамм не обиделся. Дескать, со всяким однажды что­нибудь да бывает. Бывает...

Если Высоцкому что-­то не нравилось и он чувствовал фальшь, то говорил об этом сразу и в лицо. Он был очень гордый, прямой и честный, как в песнях, так и в жизни. Исследователи его творчества задаются вопросом: как он успел написать так много песен, сыграть в театре и кино. В кино его, правда, не жаловали. Достойных сценариев только два, стало быть, и две роли: Брусенцов и Жеглов. Но зато какие! А когда же он успевал дать больше тысячи концертов? И все неофициальные.

Мне кажется, что, кроме таланта и трудолюбия, в нем был азарт. Вот этот его самого сжигающий азарт, при всех прочих данных, выводил его в лидеры во всем и везде: в театре, кино, стихах и песнях, дружбе, женщинах, если хотите, даже в пьяном загуле.

Как люди относились к Высоцкому? Особенно те, кому довелось видеть его на концертах или в спектаклях. Можно сказать, с почтением, любовью, восторгом, можно подобрать еще десяток синонимов, но все это будет не то. Так о нем сказать ­- значит, ничего не сказать. Нужна конкретность, то есть надо было видеть людей в общении с ним.

О фанатах Высоцкого лишь два слова: они просто впадали в истерику. Каждый раз, когда он подъезжал к служебному входу в театр перед началом спектакля, толпа юнцов приветствовала кумира топотом, свистом и визгом. Ему всякий раз приходилось преодолевать два десятка метров сумасшествия.

Если он впадал в запой, то Москва находилась в великой печали, его спектакли либо переносились, либо отменялись. Театр Юрия Любимова хоть и был сам по себе замечателен, но шли-­то на Высоцкого. Когда он выходил из запоя, то Москва это знала в тот же день. Газеты и телевидение о Высоцком не сообщали ни слова. Мне кажется, что не ошибусь, если скажу, что первая публикация о нем ­- это сообщение о его кончине. 25 июля, в день его смерти, “Вечерняя Москва” была единственной газетой, получившей разрешение на это сообщение, кстати, в самый разгар Олимпиады, проходившей в Москве. Владимир умер ночью, но уже в десять часов утра вся Москва, задолго до газетного сообщения, знала об этом, люди были просто сокрушены горем. Огромная толпа стояла на Таганской площади перед театром, люди находились там днем и ночью в надежде в последний раз увидеть Владимира и проститься с ним. Никто не подсчитывал точно, но в день похорон там было не менее миллиона человек. А вот цифра точная: для поддержания порядка во время похорон было задействовано 20 тысяч сотрудников милиции. Порядок был обеспечен: давки, затаптывания людей не было. Толпа оплакивала своего любимца. Я впервые в жизни видел, как плачут милиционеры, несущие службу.

Стояла жара. Чтобы люди могли ее перенести, из домов, примыкающих к Таганской площади, из окон и дверей жильцы передавали воду: ведрами, тазами, чайниками. Это было фантастическое единение людей в общем горе. Горком партии торопил Любимова, требовал прекращения процедуры прощания, но руководство театра не обращало внимания на грозные звонки, сулящие большие неприятности. Но проститься с Высоцким удалось далеко не всем желающим.

На Ваганьковском кладбище также творилось что-­то невообразимое. Люди заполнили его сферично, стояли в оградках, карабкались на памятники и заборы, парни сажали себе на плечи своих подружек. Стоял истошный вой, когда стали опускать гроб в могилу. А после похорон поминание шло на всех улицах и переулках, прилегающих к кладбищу. Поминальные трапезы раскладывались на газонах, дорожках, дворовых лавках. Хрипели магнитофоны. Всякому прохожему предлагался глоток водки в стеклянном, бумажном ли стаканчике, а то и прямо из бутылки. Повторюсь: это было великое единение людей.

Однако отстранюсь от картин всенародной любви и на конкретном примере расскажу о силе воздействия Высоцкого на людей. Было это в пору самого начала моего знакомства с Володей.

Ко мне однажды утром нагрянул мой старый товарищ, воронежский фельетонист Володя Котенко. Он сразу завел разговор о Высоцком:

-­ Эдик, говорят, что ты дружишь с Высоцким. Это правда?

-­ Нет, это не так. Я дружу с Володарским, а он -­ с Высоцким. Поэтому миновать встреч с Высоцким я никак не мог, но их и было пока что две.

-­ И ты вот так запросто можешь ему позвонить?

-­ Могу. И билеты в театр на Таганке заказать могу...

Я позвонил Высоцкому, поговорил с ним две­-три минуты. Потом сказал, что у меня в гостях приятель из Воронежа и мы хотели бы попасть на сегодняшний спектакль. Он обещал заехать за нами вечером, в начале седьмого.

Надо было видеть изумленного Котенко. Он все повторял: “Не верю. Разве можно вот так снять телефонную трубку и вот тебе ­- Высоцкий? Не верю!”

-­ А ты побудь у меня до вечера, тогда поверишь.

-­ Да ты что! Я в Москву всего­то на один день, а мне в “Крокодил” надо и еще кое­где побывать.

-­ Ну тогда приходи к половине седьмого на Таганку, но к театру иди со двора. Там, у служебного входа, свидимся.

Конечно, он, сжигаемый нетерпеливым ожиданием, торчал там задолго до нашего приезда. Видел сцену приветствия фанатов, о чем я писал выше. Словом, мы с Котенко сидели в пятом ряду партера и смотрели “Десять дней, которые потрясли мир”. В антракте Котенко взмолился: “А в артистическую к нему можно?” Пришли в артистическую. Высоцкий уделил нам две минуты ­- ровно столько, пока выкурили по сигарете. Котенко успел сказать ему комплимент: дескать, фельетонисты считают Высоцкого лучшим фельетонистом России.

Мы успели с гостем попить лимонада, зазвенели звонки, сообщающие о начале второго акта, как он вдруг засобирался на выход.

-­ В чем дело? До поезда целых два часа.

-­ А дело в том, что после того, как я с ним виделся, курил, говорил, обменялся рукопожатием, не смогу сидеть в пятом ряду. Я должен успокоиться, побродить по Москве, кое-­что обмозговать. А тебе -­ огромное спасибо! Если бы ты сегодня подвел меня к президенту США и сказал: “Знакомься, это мой друг Джимми”, это не произвело бы на меня большего впечатления.

Эдуард ПОПОВ

написано 11-04-2008 20:06            

Владимир Желтов, редактор отдела культуры «НВ»
Для многих, очень многих людей в Советском Союзе Высоцкий был богом. Трудно представить бога, важно вышагивающим или даже семенящим по улице, сидящим в кафе где-нибудь на Невском проспекте. А его можно было встретить не только в центре города, но и на окраинной улице Софьи Ковалевской, и в «сороковых корпусах» на Кондратьевском проспекте. В малометражке часовых дел мастера Георгия Толмачева на Трамвайном проспекте Высоцкий не раз «ложился на дно» – передохнуть, отдохнуть, «чтобы не смогли запеленговать».
И все же ленинградские адреса Владимира Высоцкого – это прежде всего киностудия «Ленфильм», дворцы и дома культуры, на сцене которых шли спектакли театра на Таганке, клуб песни «Восток», дома его друзей.
Он снимался на «Ленфильме». В Ленинграде Владимиром Высоцким написана не одна песня, включая самую первую – «Татуировку».
Когда-то энтузиасты носились с идеей создания мемориальной доски в ДК пищевиков, где базировался клуб песни «Восток» и где Высоцкий впервые выступал с концертными программами. Автор этих строк предлагал отметить мемориальной доской дом на 7-й Красноармейской, где Высоцким, по сути дела, была написана первая песня…
К сожалению, 70-летие всенародного любимца мы, как и прежние круглые (и не круглые) даты, отмечаем концертами да публикациями интервью с людьми, которые в который раз рассказывают одно и то же…

В Театре имени Ленсовета не нашлось комнаты в общежитии
К сожалению, сейчас уже невозможно установить, когда он впервые появился на берегах Невы.
– По-моему, до моих с ним поездок Володя в Ленинграде не был, – говорит сокурсник Высоцкого по школе-студии МХАТ ленинградец Роман Вильдан. – Со мной же, пока мы вместе учились, он ездил всякий раз на каникулы, начиная с 1959 года, после третьего курса. У нас и останавливался.
Вильданы жили на 7-й Красноармейской, в доме 9, квартира 10.
Роман Вильдан также вспоминает, как они, несколько старшекурсников, целой компанией приезжали показываться в ленинградские театры. В БДТ, Театре комедии, Комиссаржевке вакансий не оказалось. В Театре имени Ленсовета москвичу Высоцкому вынуждены были отказать по причине «отсутствия общежития».

Первая роль – на «Ленфильме»
Владимир Высоцкий сыграл свою первую роль (именно роль, а не эпизод) в картине киностудии «Ленфильм» «713-й просит посадку».
Подбором актеров занималась второй режиссер Анна Тубеншляк. В Московском театре имени Пушкина она обратила внимание на молодого человека с гитарой, у которого было «очень любопытное, неординарное лицо».
Борис Чирков (легендарный Максим) поинтересовался у Тубеншляк:
– Кого выудила?
– Высоцкого.
– Он парень одаренный, но ты с ним натерпишься...
Много позже, когда Высоцкий снимался в фильме Иосифа Хейфица «Плохой хороший человек», они с Мариной Влади зашли в ленфильмовское кафе. Владимир Семенович увидел Тубеншляк и закричал на весь зал:
– Маша, это же Анна Давыдовна! Она привела меня в кинематограф! Зачем ей это было нужно, одному Богу известно!
Костюм американского моряка, которого предстояло играть Высоцкому в «713-м», шился по эскизу Марксэна Гаухмана-Свердлова. На примерке актер сорвал с головы белый чепчик и шмякнул им об пол:
– Что это за клоунский... поварской колпак?!
Если бы режиссер фильма Григорий Никулин не разнял спорщиков, выяснение отношений закончилось бы дракой. Высоцкий боялся даже в роли показаться смешным. На вторую съемку он покорно надел чепчик.
– Старик, извини, я был не прав, – сказал он Марксэну. – Я узнавал…

«713-й просит посадку», а Высоцкий – руки Людмилы Абрамовой
Во время съемок фильма «713-й просит посадку» Высоцкий, по словам его матери, Нины Максимовны, присмотрел себе спутницу жизни.
Владимир Высоцкий и Людмила Абрамова снимались в одном фильме, но знакомы не были.
Поздним вечером перед входом в гостиницу «Выборгская», где жила съемочная группа, на пути Абрамовой неожиданно возник незнакомый молодой человек – рубаха в крови, на лице кровь, запах алкоголя:
– У вас деньги есть?
– Ни копейки!
– Одолжите у кого-нибудь.
– Мне не у кого.
– Одолжите у администратора!
Людмила подошла к администратору и попросила денег («Я так и сказала: денег, не называя конкретной суммы») – до утра, под залог паспорта.
– Знаю, для кого вы просите! Не беспокойтесь, милиция уже вызвана, он за все заплатит: и за драку, и за разбитую посуду!
Как потом выяснилось, драка была из-за какой-то ерунды: кто-то кого-то не уважал, а если и уважал, то недостаточно.
Людмила, неожиданно для себя, предложила незнакомцу:
– У меня есть кольцо золотое! Отдайте его, тут, наверно, на все хватит.
Высоцкий несколько секунд молча смотрел на девушку, молча взял кольцо с аметистом и, даже не поблагодарив, ушел. Вскоре он появился в номере Абрамовой, в одной руке – гитара, совершенно разбитая, в другой – бутылка коньяка.
– На сдачу дали! – объяснил, ставя коньяк на столик.
Высоцкий сел на кровать, больше некуда было, и запел.
– Володя пел с такой страстью, с таким темпераментом, каких я никогда в жизни не видела и не слышала, – признавалась Абрамова, – потом резко оборвал песню и сделал предложение: «Выходи за меня замуж!» Я согласилась...

«Это одна из лучших аудиторий»
На базе ДК работников пищевой промышленности в самом начале 1960-х энтузиасты создали клуб бардовской песни «Восток».
Когда Высоцкий приезжал на съемки, они уговаривали его: Володя, выступи у нас, желающих послушать тебя – тьма! Высоцкий обещал, да все времени не находилось. Настойчивость и регулярные уговоры увенчались успехом. 18 января 1967 года в «Востоке» он выступал в первый раз. Тогда еще песен на концерт из двух отделений у него не набиралось. Активисты клуба стали вызванивать своих, питерских бардов.
– Что? Я с Высоцким?! Нет уж, извините...
Не побоялся стушеваться на фоне «первой гитары страны» только Валентин Вихорев, лирик по своей сути.
Сменивший его на сцене Высоцкий взял на гитаре несколько аккордов и категорично заявил:
– Так. Ну, я лирических песен не пою!
Следующее выступление Владимира Высоцкого в «Востоке» состоялось в октябре 1967-го. Он пел в первом отделении. Второе отделение концерта началось со странного объявления: выступят ленинградец и москвич. Терпеливо был выслушан ленинградец Валерий Сачковский. У зрителей еще была надежда, что москвичом окажется Высоцкий, но им оказался Владимир Туриянский. К концу второй его песни зал наполовину опустел. Кто-то крикнул:
– Давай Высоцкого!
Туриянский обиделся:
– Высоцкого можете слушать дома! В записи…
Полтора месяца спустя он вновь в ДК пищевиков.
– У меня еще от прошлого раза осталось ощущение, что это одна из самых лучших аудиторий у вас, – скажет он.
А пять лет спустя концерт Высоцкого в «Востоке» не разрешили, и тогда состоялся «выездной» лесной концерт. На платформе в Сосново слушателей встречал человек в одних плавках, с конспиративным плакатом «Свадьба» в руках (под таким «псевдонимом» организовывался концерт) и указывал путь к озеру Лампушка.
Странное зрелище представляла собой пестрая толпа, топающая сперва вдоль железнодорожных путей по песку и щебню, а после по лесной тропе: туристы с рюкзаками и... разряженные дамы на шпильках.
В перерыве Высоцкий признавался:
– Я, можно сказать, каждую ночь пишу по песне, по две, и все – брак, и все наутро – в корзину.
Коллекционер Михаил Крыжановский тяжело вздохнул:
– Мне бы эту корзину!

Первая песня – из ленинградского автобуса
Владимир Высоцкий неоднократно в своих выступлениях рассказывал (с небольшими вариациями), где и как им была написана первая песня:
– Случилось это в Ленинграде где-то в 1961 году. Дело было летом, ехал я в автобусе и увидел впереди себя человека, у которого была распахнута рубаха, и на груди татуировка – женщина нарисована была, красивая женщина, и внизу написано: «Люба, я тебя не забуду!» Я написал песню, которая называется «Татуировка», но, правда, вместо Любы для рифмы поставил – Валя.
– Дома я был один, – рассказывает старший брат Романа Вильдана Ричард. – Мне-то Володя и рассказал про человека, который ехал в автобусе в майке. А после взял подвернувшийся под руку узкий и длинный листик бумаги, сел за стол и написал на нем текст. Я так полагаю, что текст у него уже в голове сложился. Володя направился к пианино, открыл крышку и стал подбирать мелодию. Гитары у нас не было.

А из соседней квартиры стучали в стенку…
Организатором одного из концертов Высоцкого в Ленинграде была альпинистка Светлана Лепко, они познакомились на съемках «Вертикали». Высоцкий бывал у нее в «распутинском» доме, на улице Дзержинского, 64. Старец за полвека до того жил этажом выше.
Володя пел, а из соседней квартиры стучали в стенку:
– Выключите магнитофон!
Людям в голову не могло прийти, что за стенкой – живой Высоцкий.

«Снимай!» – орал он оператору, падая с 7-метровой высоты
Высоцкий был уже знаменитым исполнителем, сочинителем, а с ним заключали договоры по самой низкой ставке. Он переживал. Не из-за денег – мизерные гонорары унижали. Поэтому Владимир Семенович тщательно готовился к разговору с главным редактором «Ленфильма» Ириной Головань, от которой зависела тарификация его как автора песен для кинофильма «Интервенция».
Он очень «деликатно» пропел песни. Головань указала Высоцкому на несовершенство и корявость его стихов, дала несколько конкретных рекомендаций. Тогда Высоцкий вынул из папки черновик и сказал:
– Вот посмотрите и убедитесь. С того, что вы мне предлагаете, я начинал – и получились гладкие, хорошо отполированные, никого не задевающие стишата. Корявость и жаргон возникли как результат, как моя собственная интонация, прорыв к моему слушателю... – И добавил: – По-другому я делать не буду!
В трюковых сценах «Интервенции» Высоцкий обходился без подмены каскадером. По сценарию его герой Бродский прыгает с балкона, но, пробегая по перилам, Высоцкий сорвался.
– Снимай! – орал он оператору, падая с 7-метровой высоты, и тот снимал.
Картина оказалась «не проходной». Высоцкий сочинил письмо на имя генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева:
«Уважаемый Леонид Ильич! Мы, артисты разных поколений, разных театров, объединенные одной работой по созданию фильма «Величие и падение дома Ксидиас» (таково рабочее название картины.), убедительно просим Вашего личного вмешательства в определение судьбы нашей работы. Над работой, в которую вложено огромное количество творческой энергии и государственных средств, нависла серьезная опасность. По воле людей недальновидных могут свестись к нулю напряженные усилия большого количества творческих работников…»
Режиссер картины Геннадий Полока отправился с письмом в ЦК. Но оно так и осталось без ответа. А фильм пролежал на полке 18 лет.

«У меня все песни – о любви!»
Последняя встреча музыканта Михаила Кане с Высоцким оказалась совершенно случайной. Михаил зашел перекусить в молочное кафе «Ленинград» (Невский пр, 96) и очень удивился, увидев за столиком никем не узнаваемого всенародно прославленного барда. Высоцкий был один.
Неоднократно пел Высоцкий и в квартире Нины Ургант на проспекте Римского-Корсакова.
– Возвращаюсь домой и вижу, что Володя поет моей собаке Зурикелле! Я опешила: «Ты почему поешь собаке?» – «Нина, посмотри, как она слушает! Она меня понимает!» – «Посмотри в окно! Там полный двор народу – они тебя слушают!..»
«Володя, ну что ты так кричишь! Спой какую-нибудь песню о любви», – иногда просила Нина Николаевна. – «Нина, ты не понимаешь, у меня все песни – о любви!»

написано 11-04-2008 23:13            

Наши встречи с Володей Высоцким.

Мне доводилось встречаться со многими интересными и знаменитыми людьми. Был знаком и с Владимиром Высоцким.

Мы встречались несколько раз. Но впервые я его увидел очень давно, когда еще жил в районе Тракторного завода. Я дружил тогда с Ариком Крупом, у которого собирались молодые поэты, барды. Это было время романтизма, песен у костра, походов в горы. Для городской интеллигенции того времени это был чуть ли не единственный способ самовыражения. У Арика собирались такие ребята, как Саша Косенков, Саша Чуланов, который впоследствии был ведущим программы "Ветер странствий" на Белорусском телевидении, приходили Озерицкий, Клячкин и другие. Мы пели под гитару свои песни, рассказывали всякие истории.

Однажды мы в очередной раз собрались у Арика. Кто-то сказал, что придет Владимир Высоцкий. Он тогда снимался у Турова в фильме "Я родом из детства". Мы сидели, разговаривали, пели песни. У меня тогда тоже было написано несколько песен, как я их называл, "туристических". Одну из них я до сих пор помню. Она начиналась словами: "У дельфинов спина черная, у нее глаза были карие. А морская вода зеленая, всю мою печаль унесла она". И как-то за разговором я не заметил, как зашел какой-то человек невысокого роста, совсем невыразительный с виду. Он присел, поговорил с кем-то из ребят и ушел. Видимо, у него было мало времени. Я тогда подумал, что это кто-то из соседей. В конце вечера я спросил у Арика: "А где же Высоцкий? Он уже, видимо, не придет". А Арик мне говорит: "Так он же приходил. Сидел прямо напротив тебя". Я был поражен. Я готов был увидеть крупного, высокого мужчину с зычным голосом, который моментально привлекает к себе внимание. Когда слышишь на пленке "Лучше гор могут быть только горы...", трудно представить, что это поет обычный человек, невысокий, в доску свой парень, которого ты как будто уже где-то видел. Вот такой запомнилась мне первая встреча с Высоцким.

Вторая встреча состоялась в Москве. "Песняры" принимали участие в каких-то правительственных концертах. Нам предложили билеты в Театр на Таганке, который пользовался тогда бешеной популярностью. Билеты туда раскупались за месяц. Нам предложили несколько билетов на спектакль "Десять дней, которые потрясли мир". Мулявин тогда по каким-то причинам не смог пойти, и я пошел вместе с Владом Мисевичем. При входе в театр нас встречали два красноармейца, которые стояли по обе стороны от входа и накалывали на штыки входные билеты. То есть вы как бы сразу же попадали в атмосферу того времени. Благодаря талантливым идеям Любимова, ты проникался духом времени прямо в фойе. Здесь была устроена своеобразная ярмарка, где переодетые актеры предлагали отведать бублики, чай и всякую всячину. У входа в буфет висел плакат с известным четверостишием В.Маяковского "Ешь ананасы, рябчиков жуй, час твой последний приходит, буржуй". А в самом буфете ряженые матросы вместе с Валерием Золотухиным, который играл на гармошке, пели песню "Как родная меня мать провожала+".

Таким образом, спектакль начинался с того момента, когда вы заходили в театр.

Высоцкий в этом спектакле играл Керенского. И то ли он нас узнал, то ли ему сказали, что на спектакле присутствуют "Песняры", но в антракте к нам подошел Янклович и попросил нас прийти за кулисы к Высоцкому.

Мы зашли в гримерную к Высоцкому, он как раз переодевался и стоял в галифе. Мы поздоровались, и Высоцкий сказал: "Я бы хотел записать с вами пластинку. Как вы на это смотрите?" Мисевич тогда сказал, что мы сами не решаем такие вопросы, надо поговорить с нашим художественным руководителем Мулявиным. Тогда Высоцкий пригласил нас с Мулявиным на следующий спектакль. Это был "Гамлет", на который невозможно было достать билеты. Мы договорились встретиться с Высоцким за полчаса до спектакля на углу Таганки.

На следующий день мы сообщили Мулявину о предложении Высоцкого. На мой взгляд, это был грандиозный проект, но Мулявин тогда промолчал и на спектакль с нами не пошел.

В половине седьмого мы с Мисевичем стояли возле театра. К нам подъехала иностранная машина, из нее вышел Высоцкий и дал нам билеты на спектакль. Увидев, что Мулявина нет, он спросил: "Ну что? Мулявин будет?" Я сказал: "Нет". "Ну ладно", сказал Высоцкий и побежал в театр. Мы пошли на спектакль.

"Гамлет" тоже начинался неординарно. Когда зрители еще только рассаживались по местам, в глубине сцены, в полумраке, на полу сидел с гитарой Высоцкий и наигрывал какие-то мелодии. Мне очень понравился спектакль: и игра Высоцкого, и режиссерское решение, и необычные декорации, которые представляли собой занавес из веревок, который все время двигался, изменяя перспективу.

После спектакля я пошел за кулисы и поблагодарил Высоцкого за спектакль. Он меня тут же без обиняков спросил: "Ну, что Мулявин? Не хочет писать пластинку?" Я ответил: "Не знаю. Ничего мне не сказал". А Высоцкий ответил: "Я понял".

Третья встреча с Высоцким произошла в 1980 г., за четыре месяца до его смерти. Ему кто-то сказал, что если он будет в Минске, пусть обязательно посетит дом Борткевича и Корбут. У нас действительно был очень гостеприимный дом. Высоцкий позвонил нам и около 12 ночи приехал. Он привез с собой ящик вина. Мы тогда, помню, просидели целую ночь: разговаривали, выпивали, пели песни. Причем Высоцкий пел свои лирические песни нормальным голосом с хрипотцой, конечно, но без надрыва. Вспоминали песни Вертинского. Владимир сказал тогда, что вся его жизнь теперь это Марина. Он ее очень любил. В процессе разговора он вдруг остановился и сказал: "Сидя здесь, я уже придумал две новые песни".

У него была феноменальная память. Мне кажется, он мало что изменял, работая над текстом. И когда я спросил его о нашей первой с ним встрече у Арика Крупа, то он вспомнил эту встречу, некоторые детали и сказал, что Арик Круп трагически погиб: его в горах, где-то в Саянах, накрыло лавиной.

написано 12-04-2008 12:45            

Он родился и умер 25-го. С разницей в 42 года и шесть месяцев. Сейчас бы ему было 70. Невозможно представить себе Высоцкого пожилым.

Мы, в 60-е, его иначе, как Володя, не называли. Сейчас - Владимир Семенович. Сборники стихов - пожалуйста. Диски, записи - только платите. Фото - тоже. Все на продажу. Он стал товаром. Идолом, на котором делают деньги. Он же хотел быть символом бескорыстной дружбы. Но дружба, как говорят близко знавшие его люди, ускорила его погибель. Высоцкий боялся, что его сузят. Сейчас произошло хуже - его "запопсовали". Песни, которые может и должен исполнять только он, исполняют все, кому не лень. Лишь бы нестись на гребне волны чужой популярности.

В середине 60-х все начиналось не так, и не думалось, чем, как и когда закончится. Комплименты, панегирики. Да плевать он хотел на хвалы и посулы, особенно когда молодой был. Артист, "Таганка". Свобода личная, невообразимая в тех условиях всеобщей скованности. Максимализм. В Москве все кипело и бурлило. Внутри. Без выхода во вне. Это у Высоцкого душа была нараспашку. Кипело пока по-хорошему. С настроением. Болтали и травили анекдоты. Спорили: что же это такое скрывает от нас власть, что нас не пускают за "бугор"? Догадывались. 1968 г. - советское вторжение в Чехословакию.

За максимализм, открытость душевную нам, юным, он был дорог.

Почему отвечаю за других? Да вот судите сами: и всенародная слава, и лихая молва, теперь даже почти официальный почет. Гламура, слава Богу, нет. Не прилип. Зато попса одолевает. Господи, хоть бы они не раскрывали рот с его песнями! Они путают понятия и смысл. В том, как они распевают его песни, нет никакого смысла.

Откуда изначально все пошло? Оттуда, из 60-х. В летние месяцы в подмосковных дачных поселках из открытых окон в те годы неслись умопомрачительно свежо звучавшие, на стыке тюремного блатного фольклора, песни. Сначала редко. Дальше - больше. Позже их осмыслили в исторической и культурной перспективе и окрестили "городскими романсами". Тогда никто не знал, что это такое, но те, кому нравилось, те любили.

Грубый голос, хрипоту которого таинственно усиливало низкое качество записанных перезаписанных магнитофонных лент, завораживал своей неприкрытой безнаказанностью, смелостью, вызовом. Пленки крутились на "магах-59", позже на "кометах", "днепрах". Разве можно было слушать после него этих разрешенных "пьех", "зыкиных", "кобзонов", этот эстрадно-оперный соцреализм с Бамом, косностью, тупостью?!

Кто это, кто это? - выспрашивали друг у друга.

А, это Визбор. Что вы?! - Окуджава. Кукин. Нет-нет. Высоцкий. Он сидел, ребята, на Колыме, или в Магадане. Оттуда и чувства, и накал, и голос простуженный. Натерпелся, бедолага. И понятия. И наливали, потом добавляли еще, и вновь заводили истасканные до порывов пленки. Пели с ним и под него. Совершенно по-идиотски полагая, что, чем больше слушаем Его, тем лучше становимся. Да ничего подобного. Давайте честно взглянем на себя.

Господи, сколько же было глупости и наивности!

Буду говорить только за себя и от себя. Никаких общих мест.

Так чем же стал Володя для меня, теперь, уже старше его на 13 лет по сравнению с тем моментом, когда он умер?

Я, как и многие другие, тогда в 60-е, в 70-е, еще не совсем отчетливо понимал, насколько Высоцкий силен, хотя интуитивно догадывался. Сам слушал постоянно и друзьям записи ставил. Некоторых пронимало. В 80-е, когда шла война в Афганистане, его слово приобрело обнажающую остроту, отчего власть возненавидела Высоцкого еще больше. Посмертно. Теперь его возносят. Возобладала свобода? Нет, просто он не живой. А других таких нет.

Если присмотреться, вряд ли бы ему понравилась нынешняя среда, замусоленная ворованными долларами.

Его карьера? Задним числом вообще приятно и, главное, безопасно рассуждать, насколько он велик.

А когда, вот, оно - происходит сейчас? Не Есенин. Не Маяковский, которые сгинули почему-то. О ком уже намели сугробы реалий и небылиц. Опять-таки задним числом.

Когда не было понятно, что такое "Высоцкий", кто это, что из него получится через 20 или 30 лет, не опасно ли говорить о нем? Тем более, цитировать, упоминать, как пример, скажем, в литературном контексте. Боже упаси! Это сейчас более-менее ясно некоторым, что через прорубленное им и никем другим (!) окно - ну, возможно, при "содействии" The Beatles - в сознание части советских граждан просочились понятия и идеи, приблизившие время перемен. Понятно, да об этом уже говорили, что именно в головах людей зарождаются перемены. Это потом они реализуются в виде революций и/или эволюционных преобразований, изменяющих облик общества.

Это сейчас попса одолела и распевает Его стихи, не вкладывая в них ни души, ни смысла. Тогда все было иначе. Он шел наперекор. И мы пытались не отстать.

Я, как и многие из современников, ловил каждое новое слово, новую "фурмулировку", новые словечки. Он открывал новый мир свободы и мысли, раздвигал горизонты.

Юмор. Тау Кита. А, оказывается, они почкуются, вот, и нет согласия между "бабами" и "мужуками". "Черный пистолет" с Большого Каретного. О-о. Это говорит о многом, да еще когда "невеста отрыдает честно", причем "не помогли ни Верка, ни водка". О-о. Ребята, только тот, кто побывал на границе с Турцией или Пакистаном, мог точно нам сказать, какие там цветы. О-о.

А потом, когда срока закончились у лагерных ворот, это же намек, ребята, он вышел! Вышел на свободу! Воевал! Он поет для нас, чтобы мы глазенки свои протерли и посмотрели на мир сами, а не через цветистое стеклышко дизайна в исполнении ЦК КПСС. Сбросьте, товарищи, дымчатые очки. До сих пор не сбросили. Еще пуще их законопатили.

Потом, конечно, осознали, откуда что берется без домыслов о тюремном "прошлом". Ясно, не сидел. Просто чудовищно талантлив и мог жизнь изобразить изнутри в любой "шкуре", из любого подтекста.

Пришли военный цикл, баллады про любовь, про Марину Влади, от которой тащилась вся Москва, про дружбу, про честь и честность, про выбор и его отсутствие, про небо и морскую пучину, про воздушный бой и мягкого боксера, про того, кто не стрелял. Про бегуна на дальнюю дистанцию.

Расказанные и с лукавым весельем, и с искрометным юмором, и с насмешкой. Острое шило сарказма всегда кололо тупых и ненасытных, зачумленную власть советского образца!

Недаром же все гоготали как сумасшедшие под водку с картошкой и селедкой с хлебом и без. Под любую закусь. И необязательно с водкой. Отнюдь.

Но не то хочу сказать. Совсем не то. Не люблю мемуары. Память люблю. Восприятие. Какое-то общее понимание чего-то несбыточного, вдруг ставшего реальностью. В словах. В высказанной правде, чего никто ни до него, ни после сделать не смог.

А вот он смог. Многое из него знаю наизусть. Из тех, из 60-х, сколько объявилось ныне признанных и сохранившихся поэтов? Единицы. А сколько сгинули в пучине времени никому неизвестных, не сумевших противостоять и выскочить на свои орбиты? Неизвестно. Но, наверное, много.

Бренчали на гитарах. Урки-хулиганы отнимали у нас, балбесов, инструменты, когда мы распевали про смелость во дворах под кустами сирени!

Эти уроки для некоторых не прошли даром. Они стали смелее. Другие остались трусами.

Но сумели ли мы почерпнуть из Высоцкого то, что он больше всего любил и ненавидел?

Есть ли место его философии товарищества и дружбы в нашей нынешней жизни? Не уверен.

Мода на Высоцкого? Да! Ползет из щелей. На нем делают деньги. Дешевка. А он "во хмелю слегка" в "обнимочку с обшарпанной гармошкой" взывал к бескорыстию, хотя ничто человеческое, в том числе и деньги, Высоцкому, надо понимать, были не чужды. И он, как бедный советский артист, как и миллионы тех бедных, кто ему внимал, в них, в этих шуршащих купюрах с ильичевым изображением, нуждался, пока не встретил парижскую принцессу-кинозвезду Марину Влади, которая его чуть-чуть побаловала. И деньгами, и любовью французской, и путешествиями по "шарику". Карьера артиста не могла баловать.

Шла охота. На него самого, на здравый смысл, на человеческую гордость, на достоинство, на элементарную добросовестность, на свободу...

Он их отстаивал и перед самим Юрием Андроповым, шефом КГБ, которому проорал "Охоту на волков". Со слов Высоцкого, вроде бы тому песня понравилась, хотя прямо Андропова по имени он не называл, намекая лишь на его персону. Может, был и какой другой или другие высокие советские начальники, кто пригласил его спеть на магнитофонную запись "для детей". Неважно.

В 80-м, в год Олимпиады в Москве, его хоронила почти вся Москва. Вопреки ЦК КПСС.

Что же сейчас? Стали ли мы лучше, честнее, мудрее, имея в избытке и Высоцкого, и Пушкина, и наших великих писателей-гуманистов и философов? У меня такой уверенности нет.

Как-то распозлись все понятия в разные стороны. И люди расползлись. Он не любил уверенности сытой. Посмотрите, сколько вокруг тупого самодовольства, чванства, самолюбования.

Жаль, что Высоцкого нет. Он бы, наверное, сказал. Не стал бы играть в молчанку. Ведь у него была толчковая правая.

Мне так и слышится его: "Пусть впереди большие перемены, я это никогда не полюблю". Это вещий глас из 70-х.

Что ты за дом такой, Россия, где поэты ходят пятками по лезвию ножа? Почему и откуда здесь так много воронья и вранья? Затоптанная белизна.

написано 12-04-2008 20:24            

При чем тут какие-то ссылки на форуме? Главное, речь идет о Высоцком. И информация интересная. Олег ищет. Вряд ли он кого-то этим оскорбляет. Материалы подписываются? Да. Не называются источники - издания. Может, автор постов не хочет делать им рекламу. Это его право. Он за это отвечает. Не знаю, как там насчет законов. Но перепечатка материалов из Интернета на форум ничем особым не карается.

Ищите и вы. Кто мешает. По "хвостам" бить
легче всего.

написано 12-04-2008 21:29            

Речь идет о редакции "МК на Украине". Сидят они в Киеве. Сути претензий Ковтуна к ним мы не знаем. Поэтому это не аргумент в защиту веры к материалам, которые преподносит на форум Олег. Спорны они? Наверное, да. Но это дело автора постов. Они о Высоцком? Да. Их же читают, правильно?

написано 12-04-2008 21:52            

Скажу одно: не вызывает доверия- никто вас не заставляет читать. НИКТО.
Однако в свою очередь позволю себе сказать,что бесконечное многоразовое высказывание своего личного мнения о том, что у кого вызывает доверие, является не меньшим мусором форума.

Недавно по ТВ выступала Алла Демидова и рассказала интересный случай времён гастролей ТнТ в Набережных Челнах.
Когда Владимир Высоцкий пел со сцены зрителям свою песню "Я не люблю", то находящаяся за кулисами Демидова сказала стоящему рядом Шаповалову : "Зачем петь о таких понятным всем истинах? Я тоже не люблю многое", На что Шаповалов ответил :"Алла, о том,что не любит Высоцкий,слушает весь город,затаив дыхание.А то,что не любишь ТЫ-никого не интересует!"

написано 12-04-2008 22:02            

НА СНИМКЕ: Владимир Высоцкий
дает автограф драгеру Леониду Солодухину.
Фото автора
В Иркутск Высоцкий прилетел с великолепной французской гитарой. С ней он никогда не расставался. Вообще к вещам Владимир Семенович относился спокойно, но гитара …. она занимала особое Место в его жизни. Бессонными ночами поэт брал ее в руки, и тогда мерцающие в темноте струны начинали переливаться, точно струи ночного ручья. И голос над тем "ручьем" не громкий, но глубокий осторожно раздвигает темноту. Она постепенно рассеивается: ярче - струны, белее - руки, недосягаемо лишь лицо, отчего голос кажется вполне самостоятельным, рожденным этой темнотой.
Его ночные песни волновали и трёвожили мягкой, не доступной измерению силой. Она не давала вам уснуть, но приглашала к покою. Похоже, он лечил ночью, натруженную за хлопотливый день душу. И те, кто был рядом, становились причастными к маленькому таинству. Жаль, забывали включить магнитофон...
Впрочем, разговор мы поведем о гитаре. Много дней прекрасный инструмент путешествовал с ним по Сибири: Байкал, Иркутск, Бодайбо, Нижне - Удинск. А в день перед отлётом его пригласили выступить в Чистых Ключах. Концерт получился неудачным: пел без настроения закончил быстро.
Попрощались с хозяевами. Поехали в Иркутск. Но перед самым выездом из поселка на трассу - увидели стоящего у обочины человека. Он поднял руку. Водитель Толя хотел не заметить, но Высоцкий попросил - Возьмем его
Открылась дверца. Вместе с улыбкой Гиви (так звали нового пассажира) принес в салон бодрящий запах коньяка.
- Гоморджоба!
- Здравствуй! Садись!
Гиви Сел. Раздался треск. Высоцкий побледнел и, глядя перед собой, произнёс:
- Ну, вот и всё.. .
Анатолий остановил машину. Выскочил. Распахнул дверь.
- Оставь его. - Высоцкий уже улыбался. Неосторожность - это ведь не грех. Гиви догадался: он совершил что-то непоправимое. Приподнялся, вынул из-под себя.,чехол,
в котором лежала гитара. Она уже состояла из двух вполне самостоятельных частей...
- Владимир Семенович... дорогой! - начал Гиви.
- Да, ладно. Поехали; Толя!
...А вечер был чудный, такие вечера не часто случаются в Иркутске. И ночь обещала стать замечательной. Все молча сидели вокруг стола. Владимир Семёнович побрился,
вышел из ванной, спросил:
- О чем грустим?
- Так вот, гитара...
- Это точно. Не удалась у нее судьба. Другой в этом доме не найдется?
Он пел до первых петухов. Когда они заголосили в поселке Боково, приветствуя высокими, чистыми голосами молодой рассвет, Владимир Семенович отложил гитару:
- Через пять часов вылет. Отдохнем.
Хорошо спали. Бодро встали. В дверной ручке обнаружили букет росистых полевых цветов. Он по-детски обрадовался:
- Не поленились люди. Замечательно как!
Самолет улетел по расписанию. Через неделю раздался звонок из Москвы.
- Мне вчера Байкал снился розовый. Он таким бывает?
- Байкал разный. Сны розовыми бывают?
Смеется.
- Да, принесли гитару той же фирмы.
- Гиви?
- Кто же еще?! Очень хочу вернуться к вам в Сибирь.
Всех обнимаю!

Л. Мончинский

написано 12-04-2008 23:30            

Высоцкий в Бодайбинском районе

- Когда в наполненные праздничным настроением дни Московской олимпиады пришла горькая весть о безвременной кончине Владимира Семеновича Высоцкого, в памяти всплыла наиболее полюбившаяся нам песня
''Он вчера не вернулся из боя''. В словах этой песни с удивительной достоверностью переданы грусть и какая-то душевная опустошенность, возникшая с утратой близкого человека, - говорил космонавт Александр Иванченков. Ему и Владимиру Коваленку Высоцкий ''помогал выполнять'' труднейшую программу 140- суточного космического полета'. - Он многим помогал. От широты сердца, от щедрости таланта. А народ наш на добро памятливый, отчего и обласкано имя его таким вниманием. Владимир Высоцкий был верным сыном России. Он жил ее радостями и печалями.
Обратите внимание, каким благосклонным оказался к нему жестокий судья - Время. Спустя много лет смотрим фильм ''Место встречи изменить нельзя'', волнуемся, удивляемся и переживаем, точно на премьере. Пристально вглядываемся в не общую судьбу Жеглова, которого хочется ненавидеть, которому хочется подражать. Показ фильма совпал с годовщиной смерти Владимира Семеновича. Такой не одинаковый Жеглов снова пришел в наш дом. А вечером он взял гитару и спел нам свои знаменитые песни гор:
"Мы рубим ступени, ни шагу назад!
И от напряженья колени дрожат,
И сердце готово к вершине бежать из груди''.

Или нашим детям что-нибудь из "Алисы в стране чудес"

"Добро и зло в стране чудес, как и всегда, встречаются,
Но только здесь они живут
На разных берегах.
Здесь по дорогам разные истории скитаются.
И бегают фантазии на тоненьких ногах"

Происходит то, что всегда происходило со всем настоящим, сущим; годы не удаляют, а приближают к нам поэта. Помните; "время разрушать и время строить Тогда многим - казалось,, - он разрушает, сегодня понимаем - строит, движимый долгом художника, исцеляя своим уникальным искусством наши сжавшиеся сердца. Время открыло то, что как бы заслоняли от нас хрипящий баритон певца и уникальное актерское искусство, оно отблагодарило наше терпеливое ожидание: поэт вырос над певцом и актером. И пусть пока они идут вместе в какой-то непостижимой тугой связке, коренник все же порвет упряжь..
И уйдет в свои дали уже не подвластный механизмам, отсчитывающим чей-то срок.
Первыми, тонким чутьем избранные, почувствовали неизбежность будущих перемен поэты. Вернувшись из совместной поездки в Париж, Марк Сергеев говорит о поэзии Высоцкого. Булат Окуджава" провожал своего друга словами:
"Он - истинный поэт, и его широкое, звонкое призвание - есть лучшее оружие в борьбе с возбуждённым невежеством"
Говорили и прозаики. Юрий Трифонов: "Он был поэтом легендарного темперамента''.
Говорили ученые Владимир Тростников "Песни Высоцкого О войне- это совершенно другой разговор. Я считаю, что они представляют вершину его творчества".
Впрочем, чтобы быть, объективным до конца, скажу--
Литераторам удается раскопать в его стихах технические ошибки. Имена их не называют умышленно, потому что они вряд ли вам запомнились.
Просто старательные, грамотные люди. Искали - нашли.
Наверное, все же вопрос не в ошибках, а е миссии, которую он выполнял. Разве кто думаёт о технике стиха, когда слушает "На братских могилах не ставят крестов, и вдовы на них не рыдают''.
Тут все решает чувство, освобождающее нас от технических подробностях.
Песни создавались по-разному. Одна из них родилась на глазах его друзей. Как утверждал сам автор - "вся сразу, от первой до последней строчки".
- Он протянул руку к стакану с газированной водой и вдруг замер, вспоминает Всеволод Абдулов, - стакан остался стоять на месте, а Володя пошел по направлению. К дому. Работал на этот раз быстро, и через час мы пели ее. Эту самую песню. Баллада о "Пареньке, который, не стрелял'' впервые исполнена в числе других на вечере для поэтов. Он был - очень хорошо принят поэтическими мастерами,
а потом подошел, боюсь ошибиться, Межиров или Слуцкий, кашлянул и деликатно заметил: "Сюжет баллады несколько фантастичен". Володя огорчился, Когда 9 мая семья Высоцких по традиции собралась за одним столом, он поделился этой неловкостью с дядей -
бывшим начальником военной разведки дивизии. Теперь смутился прошедший всю войну дядя.
Он сказал:
- Я был уверен, Вова, -.
ты описал в ней мою военную судьбу...
Поразительно: семилетний мальчишка в момент окончания войны, через годы пишет историю с талантливой достоверностью поэта-воина. С каких высот увидел он то сражение, где обрел силу духа' страдающего войной художника?! Все звучит без фальши, будто, и вправду побывал не ее истерзанных полях. Возможно ли такое увидеть, не присутствуя? И опять же, Гамлет... продолжает, смотреть на нас с Таганской сцены, хотя там уже другие спектакли, умирают другие страсти, он внезапно предстает перед "душевно голодным" зрителем отражением его надежд.
Как легко потерять, отплакать, отговорить. Как трудно,жить с чувством бесплодной надежды.
Мы требуем от любимцев вечного служения, забывая, что сами смертны. Умер Владимир Семенович, но, осталась память о нем.
Дар Высоцкого - дар нам,- сказала Белла Ахмадуллина. - Мы приняли его- с благодарностью и наслаждением не обделив людей следующего времени, которым предстоит получить этот долгий подарок, этот привет - от - наших дней. Но мы помним его - живым.. .

Вот такая песня о море, её Владимир Семёнович Высоцкий написал в самолёте, который следовал по маршруту Иркутск-Бодайбо

Мы говорим не "штормы", а "шторма" -
Слова выходят коротки и смачны:
"Ветра" - не "ветры" - сводят нас с ума,
Из палуб выкорчевывая мачты.
<<<...>>>
Пой, ураган, нам злые песни в уши,
Под череп проникай и в мысли лезь,
Лей звездный дождь, вселяя в наши души
Землей и морем вечную болезнь!

1976
Л. МОНЧИНСКИИ.
Фото автора.

написано 13-04-2008 12:21            

Накануне выхода документального фильма «Смерть поэта» в эфир родственники Высоцкого - сыновья Никита и Аркадий, а также жена Марина Влади - запретили автору, Виталию Манскому, использовать стихи и песни Высоцкого.

Фильм показали. Пожалуй, впервые в фильме об актере и поэте мы увидели, как он открывает рот и... Ни звука.

Нет, конечно, слова его песен многие еще, слава Богу, помнят - можно было прочитать по губам, узнавая «Спасите наши души». Остальное повырезали. И «Коней», и «Баньку», и «Парус». Но... от того, что осталось... мороз по коже.

Как ни странно, фильм от этого показался мне только жестче, трагедия гибнущего гения - еще страшнее и строже.

И что там показалось родственникам возмутительным? Впервые внятно произнесено то, о чем многие годы говорили вполголоса. Актер и поэт, кумир поколения, записи которого ходили по рукам, тот, ради которого женщины готовы были на все, - даже не спился. Он «скололся».

Весь фильм - хроника последних месяцев, дней, часов Высоцкого. Автору удалось разговорить людей, которые были рядом с Высоцким в последний год его жизни. Писателей, художников, актеров, подруг, врачей. Просто - до жути просто - друзья и знакомые Владимира Семеновича рассказывают, как помогали ему доставать ампулы с наркотиками, как отчаянно хотел Высоцкий освободиться от этой зависимости и как безнадежно проигрывал в этой борьбе. Колоться приходилось все чаще и чаще. Месячную норму он употреблял за раз.

Главный вопрос, который в 1980-м задавали себе все: можно ли было спасти поэта? Теперь выяснилось: те призрачные шансы, которые были у Высоцкого, его друзья не смогли использовать вовремя. Можно было увезти его в Японию, к тамошним врачам, которые применяли жесткие и, по слухам, эффективные способы лечения. Можно было... И все же, наверное, он был обречен.

...Глупо, конечно, упрекать родственников в ханжестве, укорять их в чем-то. Ну вот решили они так с фильмом - и решили. По их мнению, не стоило в день памяти поэта рассказывать о нем ТАКОЕ. Потому что, понятно, эту часть своей жизни сам Высоцкий вовсе не хотел выставлять напоказ.

Так стоило ли? Не принизило ли это поэта?

Мне кажется, случилось что-то прямо противоположное ожиданиям родственников. Фильм оказался не просто собранием сплетен. Это вовсе и не очередная назидательно-поучительная история о гибельности наркомании... Напротив: после фильма остается в душе ссадина. Никакой грязи не налипло. Только трагедия поэта стала, как ни странно, ощущаться глубже, стереоскопичнее. И сам поэт... живее многих нынешних живых.

Наталья Волошина.

написано 13-04-2008 10:44            

Сразу хочу оговориться, что с Владимиром Высоцким мы не являлись большими друзьями. Более того, мое творчество не было ему близко. Это наверняка. Его творчество - это уже другой вопрос. Я с самого начала - с тех пор, как услышал его песни,- был влюблен в то, что он делал. Это еще и потому, что у нас был общий, так сказать, в этом деле духовный отец - Булат Окуджава.

Познакомился я с Володей где-то в начале 70-х годов. Произошло это в новом кафе Ленфильма где мы встретились по совершенно конкретному делу: для кинокартины Владимира Марковича Шределя (кстати, страстного Володиного поклонника) необходимо было написать песню. По идее картины это должно быть такое танго, которое поет офицер царской армии. Все действие фильма происходит при Советской власти, во времена нэпа, но песня должна быть более старая - времен революции. Меня Шредель попросил сочинить музыку и предложил, чтобы Высоцкий писал слова.
Честно говоря, меня это несколько удивило. Я подумал: как же Володя сможет написать нечто совершенно другое - отличающееся от его творческой манеры?
Однако он написал совершенно изумительные по точности, по схваченному образу, по характерности стихи - но совершенно чуждые, на мой взгляд, ему по тогдашнему социальному, если можно так выразиться, направлению его творчества. Получилось что-то типа безнадежного жестокого офицерского романса в стиле Вертинского. Я бы даже назвал это стилизацией, однако чрезвычайно талантливой, со сто процентным попаданием в яблочко темы.
Что меня тогда удивило и поразило - при встрече он сказал буквально следующее:
- Мне не важно, сколько я получу за это денег, но мне очень важно, чтобы в титрах было мое имя.
Конечно, это совершенно справедливое и закономерное требование с точки зрения авторских прав. И удивился я потому, что это ведь само собой разумеющееся правило. В моей практике такого вопроса никогда не стояло, а Володиных трудностей в этом плане я тогда не знал.
Короче говоря, он передал мне текст песни - прелесеные слова! - и я попытался написать музыку. Получилось танго. Ему эта музыка понравилась. Это был вообще один из редчайших случаев, когда ему нравилась музыка, написанная на его слова. А в моей практике работы с ним - чуть ли не единственный.
Словом, здесь у нас вышла симпатичная штука, очень красиво сделанная, эффектная. И одновременно было видно, что это не всерьез. Такая стояла задача.
В этом фильме (дела давно минувших дней) ее спела Инна Варшавская. Мне это пение, откровенно говоря, не понравилось - показалось слишком вычурным. Она не столько пела, сколько пыталась, как актриса сыграть это. К моему глубокому огорчению, песня была спета с большим нажимом, и получился как бы вставной номер, а это всегда обречено на не удачу. Кроме того, в кино судьба песни во многом зависит от несущественных, казалось бы, обстоятельств: как она поставлена, на каком месте звучит, кто ее спел. И в данном конкретном случае Инна Варшавская, безусловно, способная и очень талантливая актриса, не справилась. Ну и, наверное, режиссер тут поставил неправильную задачу. Мы просто не знали, куда ее приткнуть. В результате она прозвучала в фильме не полностью, а каким-то отрывком, без начала. И поэтому песня провалилась.
Я всегда очень серьезно отношусь к своему делу, и поэтому я больше не дал хода этой песне. Она состоялась в картине - и все. Больше я ее никому не давал. Хотя всем это жестокое танго очень нравилось. Жаль, конечно, что пропала эта вещь. Вы знаете, даже нот не осталось.
Вот эта была первая встреча, а вторая - я имею в виду, деловая,- состоялась в картине Анатолия Бобровского "Черный принц". Толя был влюблен в Высоцкого, я - тоже, а тут вдруг появилась маленькая возможность протащить - я подчеркиваю это слово,- именно протащить для миллионного зрителя что-то написанное Высоцким. Редчайшая возможность. Мы решаемся на это.
И тут происходит осечка: Володя вновь пишет слова в несвойственной ему манере. И думаю, что ему эти слова тоже не нравились. В общем, эти слова - если бы текст принадлежал кому-то другому, не Высоцкому,- были, конечно, прекрасными. Я бы сам с удовольствием их взял и делал песню. Но все дело в том, что писал-то их Володя, а это сразу меняет отношение к тексту. Я уже настроился на его волну, а тут предлагается нечто другое. Причем было впечатление, что это какая-то даже несколько автобиографическая песня. Чувствовалось, что написана она скорее от души, чем по велению разума.
Исполняла песню Валентина Толкунова. В то время она как певица еще только начиналась. Пела она хорошо, и песня, я считаю, получилась не то чтоб слишком хорошая, но и нельзя сказать что плохая,- нормальная песня. Другое дело, что мы заранее были обречены на неудачу. Песне в картине нашли само неудачное место: в момент, когда она звучит, все внимание зрителей отвлечено на сюжет - там в это время ловят преступника. И получалось, что певица только мешает, раздражающее действует на зрителя, отвлекая его от динамики сцены. И я считаю ошибкой моего Друга Бобровского то, что он ее в это месте вставил. Я сказал ему об этом. Он ответил:
- Ты знаешь, ее больше некуда ставить...
Хотя сама по себе, повторяю, песня получилась неплохая. Просто в картине она, что называется, не прозвучала. У меня, ее многие просили для исполнения, начиная прямо со съемок, где первыми обратились ребята - музыканты из оркестра, сопровождавшего фильм. Но я ее никому не дал, потому что к этому отношусь серьезно. Кроме того, я же исполнял просьбу Володи. Когда мы встретились на "Мосфильме" после просмотра картины, я говорю:
- Володя, у меня эту песню просят.
А он в ответ:
- Я очень тебя прошу, я просто тебя умоляю не давай ее никому. Мне она не нравится...
И его воля осталась для меня священной.
Вот такая вторая история, и тоже - неудачная. Нас в этом как будто преследовал рок. Удачные сами по себе работы - были: одна из них - незабываемая работа в фильме Швейцера " Бегство мистера Мак-Кинли". Особенно нравился Володе "Марш "Медведей". Но что толку - в картину-то песня не вошла.
Поэтому ничего выдающегося наш с ним творческий союз кинематографу не принес.

написано 13-04-2008 19:00            

Великий и разный Юрий Любимов, Целиковская и Высоцкий, таганские капустники и партийные надзиратели в воспоминаниях актера и режиссера Вениамина Смехова.

В 1964 году, когда родился Театр на Таганке, нам казалось, что мы одни такие — и по искусству, и по чести-совести. Мы неугодны временщикам и любимы народом, КАК НИКТО ДО НАС. В других театрах идут лживые пьесы, говорятся льстивые речи, а у нас вместо званий и орденов — слава настоящего искусства, у нас зритель не отдыхает, развалясь в кресле, а трудится душой, сострадая вместе с нами миллионам обездоленных сограждан… Подтекст гражданского гнева пропитывал репертуар Таганки. А когда подтекст врывался в текст, его тут же искореняла цензура.

Один год спустя, 1965-й. Таганка штурмует высоты искусства, а меня лично штормит и раздирает надвое.

Третий год я служу в Театре драмы и комедии, все более разочарованный своим актерством. До прихода Любимова неуспех театра объясняли уверенно: мы, мол, играем на отшибе, на Таганке, и кому охота в такую даль, когда на Арбате, на бульварах, на улице Горького такая уйма знаменитых сцен! Актеры, мол, у нас хорошие, но судьба — индейка и жизнь — копейка. Но тут является молодой режиссер Петр Фоменко, и затевается что-то совсем новое и увлекательное — искусство. Затем по Москве идет волна слухов о гениальном спектакле щукинцев по Бертольту Брехту и о Юрии Любимове, который отказался от клубных помещений и согласился въехать в «театр на отшибе». С декабря 1963 года идет подготовка, в январе — жестокая реорганизация, в апреле — премьера «Доброго человека из Сезуана», и с тех пор наш сумасшедший успех объясняют так: метро «Таганская» — это же в 20 минутах от центра! Из прежней труппы оставлено несколько актеров. П. Н. Фоменко становится «правой рукой» Любимова, особенно в создании нового жанра «поэтических представлений». Спустя два года — вежливое расставание. .. Театр все-таки — это специальный вид узаконенной монархии, и монарх должен быть — один на всех?

Первый сезон расколол меня надвое. Я был восхищен режиссурой Любимова, игрой актеров, но для себя места здесь не видел. И неуютно было наблюдать вне сцены малокультурное, грубовато-дворовое поведение «звездной команды», которая в спектаклях проявляла чудеса высокого искусства.

В «Добром человеке», «Герое нашего времени» и «Десяти днях, которые потрясли мир» я играл в эпизодах и массовых сценах. Меня это не обижало: ни амбиций на главные роли, ни зависти к успеху товарищей не имел. Посещая премьеры «Современника» и Ленкома и сравнивая уровни, завидный класс мастерства в своем театре я находил только у двух актеров — у Губенко и Славиной.

В 1965 году я впервые в жизни смирил гордыню: напросился участвовать во внеплановом спектакле — в «Антимирах» по стихам А. Вознесенского. Ночами готовили эпизоды, соединяли поэзию с гитарой, танцем, актерством, пантомимой. Потом оказалось, что мы совершили открытие жанра. В «Антимирах» Петр Фоменко срежиссировал лирико-ироническую сценку «Париж без рифм», где я разыгрывал стихи вместе с Зинаидой Славиной. Отрывки из поэмы Вознесенского «Оза» мы с В. Высоцким сработали сами, без режиссеров. Гордились, что этот номер три-четыре раза прерывали хохот и аплодисменты. И вот я узнаю, что Ю. П. услышал такие похвалы в мой адрес от избранных гостей, что судьба моя повернулась в сторону удачи. Уже в следующем спектакле он поручил мне ведущую роль. Услышал, поверил и доверил. А потом даже предложил написать пьесу по поэзии Маяковского с характерным для него вступлением: «Тут у меня галдели умные люди, что-то вырисовывается. Эрдман предложил взять в основу „Облако в штанах“, гениальную поэму. Евтушенко назвал стих „Послушайте!“ жемчужиной русской поэзии ХХ века. Я знаю, ты любишь Маяковского, — займись, набросай свой вариант, покажем болванку умным людям, а я послушаю и буду решать».

Умные люди догалделись до того, что уже готовый спектакль Любимов резал и кромсал без снобизма и амбиций. Среди галдевших, кого он, кроме Н. Эрдмана и М. Вольпина, особенно слушал, были поэт Д. Самойлов, «новомирец» А. Марьямов, философ и писатель Ю. Карякин. Спектакль назвали «Послушайте!».

Любимов «первой пятилетки» — а тогда и была, собственно, взята высота — умел как никто другой слушать и собирать компанию. Нас тогда искренне обижали коллеги: «Как вас жалко! Быть зрителем у Любимова — это чудо, но работать у него на сцене — избави бог!» Нас в глаза и за глаза обзывали «марионетками» режиссера. Со сцены Дома актера из уст весьма народного артиста раздалось в 1965-м: «Мейерхольд для бедных — это Любимов, а его театр — это семь хрипов, шесть гитар!» Нас не могли обидеть, потому что мы каждый вечер видели полный зал счастливых театралов.

4 года спустя, 1968-й. Реальные тучи над театром и над Ю. П. Спасение утопающих — по известному рецепту: сами отбивали телеграмму Брежневу — Косыгину — Подгорному, сами собрали бюро комсомола, чтобы хором заверить партию: «Ю. Любимов нас воспитывает в духе „тра-та-та“! Наши спектакли проникнуты духом „тра-та-та“! Весь театр возмущен слухами о закрытии нас, верных идеям „тра-та-та“! Спасите наши души…»

Любимова требовали «на ковер» в МГК КПСС. На нас зловеще шипели представители РК КПСС. У Ю. П. дома умолк телефон: беда приходит — приятели уходят. От мрака жизни спасали собственный бойцовский характер и тогдашняя жена, знаменитая Людмила Целиковская. В 1968 — 1971 годах, когда Таганку трижды «чисто конкретно» закрывали, именно она вела себя отчаяннее всех друзей-защитников.

Как мы ее недооценивали! Помню один из первых банкетов по случаю нашей премьеры. Захмелевший актер К. гаркнул тост по-советски, глядя на Ю. П. и директора Дупака: «Выпьем за наших вождей», что было немедленно перекрыто резким разбойничьим свистом Людмилы Васильевны Целиковской. Свистнуто, ничего не скажешь, умело. Уж кто-кто, а любимица советского народа (еще с 40-х годов!) хорошо знала цену и вождям, и тостующим подхалимам.

Наши «несанкционированные» обращения в ЦК, любимовская стратегия поведения и авторитет звезды экрана Целиковской сделали свое дело. Таганка была спасена, Любимов отделался партвыговором — за плохую воспитательную работу в духе «тра-та-та»… Но капустник, как и сам праздник 23 апреля, мы отменили.

Еще эпизод 1968-го, в связи с Л. В. Ц. Зимой мы ехали поездом в город Дубну, где на важном празднике Лаборатории ядерных исследований группа актеров должна была блеснуть и песнями, и острым словцом, а также выпить и закусить во славу закадычной дружбы любимовцев с флеровцами. Академик Г. Флеров, как и П. Капица, и Б. Понтекорво, и Н. Семенов, был и почитателем, и выручателем Таганки в те вполне зловещие времена. После торжеств в конференц-зале перешли в изобильную трапезную. Мы с Высоцким, Хмельницким, Васильевым, Славиной питались в рядах академиков, а позади и вокруг нас радовались жизни сплошные профессора. Вот в такой обстановке раздался голос пожилого ученого. Призыв его был чудесен:

— Когда я на фронте ходил в атаку, наш командир подымал нашу роту только таким криком: «За Родину, за Целиковскую!» Честное слово! Я прошу вас, товарищи, выпить за то, что сегодня они обе с нами!

Людмила Васильевна, красивая, счастливая, выпила за себя и за Родину, а потом что-то очень победное адресовала мне через стол: мол, понял, дурак, чего я с утра взбунтовалась? (Утром, доставленные с вокзала в гостиницу, мы заполняли бланки для гостей лаборатории. В бланке стояло: «Любимов с супругой», за что был устроен скандал на тему: «Не Любимов с супругой, а Целиковская с супругом!» И вечерний тост фронтовика-профессора подтвердил святую правоту утреннего гнева народной артистки.)

В поезде мы ехали двумя семьями, так как Ю. П. позвал меня, чтобы обсудить распределение ролей для «Часа пик» — следующей премьеры театра. (Второй раз за 4 года я был автором сценария: в 1966-м — к спектаклю «Послушайте!», а теперь — к этому.) Напряженный процесс отбора «команды» то и дело прерывался самим Любимовым. Причина отвлечений одна и та же: судьба Чехословакии, август, наши танки в Праге, расстрел «социализма с человеческим лицом», трагическая фигура Александра Дубчека. Нельзя забыть мне гнев и скорбь Любимова и его пересказ прощальных слов Дубчека: «Не забудьте о нас тогда, когда мы сойдем с первых полос ваших газет».

13 лет спустя, 1977-й. Год трех чудес. Сменив постоянный «кнут» на временный «пряник», соввласть отпустила Таганку во Францию, Любимова к 60-летию наградили орденом, а в апреле — впервые за все годы! — без единого замечания разрешили премьеру «Мастера и Маргариты». И 23-го числа, на нашем празднике, мы беспечно духарились по полной булгаковской программе. Однако вскорости «пряник» отобрали, и о «неугодности» театра оповестили грозные статьи в «Правде» и «Литературке»…

15 лет спустя, 1979-й. Любимов запускает обойму из трех постановок: «Турандот», «Три сестры» и «Дом на набережной». Спектакль по повести Юрия Трифонова испугал начальников. На обсуждении («осуждении») помню обвиняющий выкрик кого-то из подсадных тружеников Ждановского района: «Ваш спектакль насквозь пессимистичен! У вас получается, что в нашей стране не было героев!» И вдруг сорвался величаво-спокойный, вальяжный Трифонов:

— А ну-ка, назовите хотя бы одного героя 1937 года!!! (Мертвая тишина в ответ.)

Трифоновские «Обмен» и «Дом на набережной» шли с огромным успехом. Их героям-конформистам было, как и нам, — около сорока лет. В этом возрасте трудно сохранять молодой азарт борьбы за освобождение человечества. Любимов и Трифонов через этих героев дали не только зрителям, но и нам, исполнителям, шанс заглянуть в самих себя. Ю. П. раздражен поведением актеров: театр перестал быть домом, труппа устала быть «командой», безвестные в прошлом «кирпичи» (в переводе с таганского — звезды театра) слишком много снимаются, женятся, разводятся, рожают и зарабатывают на стороне.

Спустя столько лет даже дурное из того времени окрашено в теплые тона. Даже такое милое качество «диктатора», как его слабость к похмельным раскаяниям ведущих актеров. В любом театре список «развязавших» и «завязавших» — не секрет даже для вахтера. Запивший подвел театр, пошли отмены-замены, морока кассирам и администраторам, а уж как кроет его на собраниях Ю. П. — вспомнить страшно. Кажется: появись виновник даже через год — заживо испепелят его лучи монаршего взора. Ан нет! Помню, как Володя Высоцкий после «развязки» появлялся в дверях зала, где Ю. П. вел репетицию. И вот Хозяин видит: в проходе — чистенький, благоухающий Высоцкий. Режиссер кинул указания тем, кто на сцене, и начал тихо пятиться к дверям, а сравнявшись с бывшим нарушителем, по-приятельски прошептал: «Володь, сигаретка хорошая есть?» Кстати, ни один из ведущих актеров «приличного поведения» не попадал у Любимова в столь длительные фавориты, как пьющие таланты.

20 лет спустя, 1984-й, 23 апреля. Праздник отменен, вход в театр закрыт. Любимов из Англии в Италию едет «без разрешенья», заключает контракты самовольно. За ним идет охота, имя режиссера сняли с афиш идущих спектаклей. Партбюро, состоящее из актеров театра, по указанию горкома, исключило Ю. П. из рядов КПСС. Оставалось два месяца до летних отпусков, два месяца до снятия с репертуара «Мастера и Маргариты», «Дома на набережной», «Деревянных коней» и других любимовских спектаклей. Мы играли на прощанье. Трагический восторг и подъем чувств на сцене и в зале. Зрители прорывались в театр — приобщиться к последним дням любимовской Помпеи. Таких спектаклей уже не будет никогда. Ну и слава богу.

Юбилей нам все-таки был подарен — не дома, а в ресторане ЦДЛ: Булат Окуджава, как бы в честь своего 60-летия, как бы случайно, заказал стол на 13 гостей. И мы все пили как бы за поэта, а на самом деле за театр.

25 лет спустя, 1989-й. Возвращение Ю. Любимова, первого из политизгнанников России. С кремлевского престола раздаются сладкие обещания свободы и демократии. Все запрещенное стало былью: «Борис Годунов», «Живой», «Владимир Высоцкий» и «Самоубийца» (пьеса Николая Эрдмана) выходят на сцену. 23 апреля — юбилей. В зале театра — самые желанные гости, те, кто еще год назад в эту сказку бы не поверил. Последний такой праздник состоялся в апреле аж 1979-го, и тогда в капустнике пел Высоцкий. Теперь в этом шутливом и лирическом представлении лицедействуют Филатов, Шаповалов, Золотухин, Джабраилов, но Высоцкий звучит все равно — цитатами и намеками:

— Сегодня я с большим волнением
Распоряжуся день рождением!
Сегодня пьянка разрешается:
Таганка дважды не рождается!
Тесно сбитые в кучку, как несчастные узники социализма и дети безвременья, мы хором пугали зал:

— Обман, обвес, обмер, застой…
Одна Таганка тешила.
Спасибо партии родной,
Что всех не перевешала! (Смех, буря оваций. )

К юбилею худрук Н. Губенко монтирует фильм из ответов деятелей искусства, науки и политики на наш вопрос: «Что значит для вас театр Юрия Любимова?» Среди гостей — два редактора самых смелых, самых недоставаемых «Московских новостей» (Егор Яковлев) и «Огонька» (Виталий Коротич). Коротич заметил памятно: «Таганка» — это Репутация".

30 лет спустя, 1994-й. После злосчастных подвигов бывшего лучшего артиста нашего театра, бывшего художественного руководителя, бывшего министра культуры бывшего СССР — Таганка распята и раздвоена, но шизофрения пощадила старую сцену: Юрий Любимов продолжает удивлять всех крепостью духа и постоянством режиссерского почерка.

40 лет спустя. Тогда за 60 было ему, а сегодня — мне. На Таганке — моя трудовая книжка, фотография в фойе и заявления о продлении отпуска «за свой счет». Как актер, режиссер и литератор выступаю, снимаюсь, ставлю и печатаюсь в Москве и других городах России. Как режиссер-гость работаю в разных странах и в драме, и в опере. На интернете читаю о себе были и небылицы. Нет дня, чтобы Таганка не была мне в помощь — и для дела, и для сантимента.

* * *
Поблагодарить судьбу, Любимова и соавторов чуда по имени Театр на Таганке — вот что мне хотелось сейчас. А упрекать в чем-то нынешние театры совсем неинтересно. Спектакль — продукт временный. И зритель прав, когда он хочет получать столько развлечений, сколько стоил его билет. Хорошо, что цензуры пока нет и никогда еще театральные туалеты так вкусно не пахли цветами.

В спектакле «Добрый человек из Сезуана» была веселая фраза героини, доброй проститутки Шен Те: «Сорок лет — и все еще торжество!»

написано 13-04-2008 19:04            

«Господа артисты, бросьте вы ёрничать! Возьмите головку в ручки и идите по действию! …Ну вот, пошли по действию, и что-то сразу стало проярыщиваться, вот и прием был у публики… Да не в приеме дело! Перестаньте паясничать и меня изображать!»

«Великий Рихтер каждое утро свои гаммочки отрабатывает! Великие балерины Уланова с Плисецкой — каждое утро у станка, и тридцать два фуэте — как миленькие! И только артисты ни черта над собой не работают, все вдохновения ждут, а в поганую киношку их поманят — и они уже там, халпеют от славы — и моментально теряют форму… Не говорят, а вещают, как Царев: „Копить себя для народа — и отдавать себя народу“, тьфу!»

«Смотреть на вас по утрам тошно, маетесь по сцене, как коровы недоеные. Вот плюну на вас и уйду, у меня есть профессия — я машину неплохо вожу».

«И если ты мастер — тебе никто не может сказать „тьфу“! Надо освежать предлагаемые обстоятельства, идти по действию и вздрючить свою… эмоциональную штуку. Что я такого смешного сказал?»

«Я вам, как дятел, долблю ежедневно: надо чутко слышать, что там, за окном, чем живет наша многострадальная страна, и эту боль нести на сцену».

«Огонь и воду пройти — это многие сумели, а вот медные трубы… это никому не удается пока. И хватит болтать, начинайте репетировать!»

Вениамин Смехов.

написано 13-04-2008 20:52            

• Я не могу писать о Высоцком – «слов не знаю», сказать, кроме банальных ахов-охов, нечего. Но вот вопрос – почему его нет сегодня?

Почему нет никого, хотя бы отдаленно занимающего в нашей жизни такое место, какое занимал в 1970-е годы Высоцкий?

Да, кстати, он и сегодня, извините за выражение, живее всех живых – или, по крайней мере, все физически живые, со своими словами, стихами, песнями, выглядят куда более пресными, скучными, мертвыми, никакими…

Действительно, почему?

Талант, разумеется. Но, во-первых, такие таланты, как Высоцкий, для того чтобы во всю силу проявиться, нуждаются в определенном времени, в определенных социальных условиях – нуждаются хотя бы в тех «флажках», за которые они рвутся. «Я из повиновения вышел, за флажки – жажда жизни сильней! Только сзади я радостно слышал удивленные крики людей». И до сих пор эти удивленные крики слышны. Значит, дело не только в уникальной комбинации генов, но и во времени.

«Профессионалов – навалом и сегодня. Да никто из них не царапает – только массируют нам область желудка, развлекают» Во-вторых, кажется, Гете сказал, что «яблоки в разных садах созревают одновременно». Это так: почти одновременно писали Пушкин, Гоголь, Лермонтов – золотой век. Одновременно работали Блок и Белый, Пастернак и Цветаева… Да что долго перечислять – кто не знает про литературные школы! Опять же бок о бок с Высоцким работали Окуджава, Шукшин, Тарковский, Стругацкие… «Это было недавно, это было давно». Нет, правда, ведь это было лет 30 назад. Почему же тогда было, а сейчас – ну пустыня? Понятно, книжки издают, песенки поют, фильмы снимают, что-то даже можно читать, слушать (напеть), посмотреть, но какое же это все… не то, не в обиду авторам будь сказано.

А уж, согласитесь, если исчезает целая плеяда, если после этого целое поколение (поколения) оказывается только «молча жующими», то это ни на какие уникальные сочетания генов не спишешь.

Кстати, «пророков нет в Отечестве моем, но и в других с пророками не густо». Пророки тогда (в 1960–1970-х) были в России, были и в мире – тот же Пресли, битлы, Феллини, Джимми Моррисон, Сэлинджер, Мастроянни… Я перечисляю без всякой системы, наобум людей, не сопоставимых ни в чем. Но у них было общее – каждый из них «шаркнул по душе» (Шукшин) поколения, ходил «пятками по лезвию ножа и резал в кровь свои босые души».

Что же случилось? «Куда все это убрали, кому оно мешало?» – как спрашивала про ветчину старушка из старого советского анекдота.

Профессионалов – навалом и сегодня. Да никто из них не царапает – только массируют нам область желудка, развлекают. Даже такая попса, как Пугачева, – а ведь в те же 1960–1970 что-то задевала, «дергала струны». А сегодня – ну да, гладкая попса попсовна, «Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и Залкинд». Хотя способных, талантливых даже людей среди них хватает, но – «не верю!». Да они и не хотят, чтоб им верили, – травят «новые русские байки», и ладно…

Больше того. Живы ведь и настоящие таланты «с того времени», остались, например, тот же Борис Стругацкий, Жванецкий, в США – Сэлинджер, скажем. Не знаю, кажется, Сэлинджер не пишет ничего, а Жванецкий, Стругацкий работают. Конечно, старость не радость, но верно и то, что талант не пропьешь, мастерство осталось, «а что-то главное пропало».

Да и Высоцкому сегодня всего-то 70! Детский возраст, на самом деле многие его друзья и партнеры живы-здоровы, активны. То есть я хочу сказать, что физиологически он имел все шансы жить сегодня.

Его песни ТЕХ ЛЕТ сегодня звучат. А живи он сегодня, сейчас, – смог бы написать новые песни такой же силы? Сомневаюсь.

Есть, конечно, и новые культовые фигуры – в России и в мире. Западную культуру знаю плохо, скажу только о наших. Шевчук, например. Всем взял – и огонь, и большой талант, и нонконформист. Много фанатов – но не Высоцкий! Опять же можно спорить о мере ЛИЧНЫХ талантов, это дело вкуса. Но вот Тютчева многие считают поэтом лучше Пушкина, сильнее Пушкина, но никто не сравнивает их место в русской культуре, их место в памяти России. «Тебя, как первую любовь, России сердце не забудет» (Тютчев о Пушкине). Так и тут – не занимает ни Шевчук, ни кто иной места Высоцкого. И не только Высоцкого – места Окуджавы, Тарковского, Шукшина или даже места таких людей, как Никулин, казалось бы, всего лишь «просто» прекрасного актера, не более того. А ведь актеры талантливые и сегодня есть. Но – не то, не то…

И Жванецкий сегодня не занимает того места, какое занимал в 1970–1980-е. И Борис Стругацкий. И Высоцкий, если бы жил, боюсь, не занял бы то свое место. Время другое, люди другие – все люди. И те, кто говорит, и те, кто слушают.

Самый разительный пример – конечно, Солженицын.

Да, старик. Но не в возрасте дело! Толстой был немногим моложе, матери Терезе было 86 лет – и они до конца были реальными кумирами, живыми духовными лидерами. А Солженицын – нет. Сколько бы ни давали премий, сколько ни показывали по ТВ, как бы ни включали в школьные программы – нет и нет.

Опять же можно спорить о таланте и личности Солженицына. Я, мягко говоря, не большой его поклонник, но глупо отрицать очевидное – он был культовой фигурой в 1960–1970-е, он перестал ею быть после возвращения на родину, в 1994-м. И других не появилось. Свято место вызывающе пусто. «Не стоит село без праведника», – любил повторять Солженицын. Так ведь ничего подобного! Стоит. Или нам только кажется, что «село» стоит, может, оно покосилось, подгнивает изнутри? Может. Все может быть, хотя на глазок вроде стоит. Но вот «праведника» точно нет.

Конечно, тут есть простой ответ: поколение Высоцкого сделала советская власть. Они – кто как – боролись с Системой. «Жить не по лжи», «обложили меня, обложили, бьют уверенно, наверняка». Диссиденты не диссиденты, но силы черпали в противостоянии с Системой Мертвой Лжи. Дайте мне точку отталкивания – и я переверну мир… и сотру саму эту точку. «Снимите, сорвите с себя эту грязную рубаху!» (Солженицын).

Так-то оно, конечно, так. ТУ «грязную рубаху сорвали». И?..

Что, сегодня лжи мало? Бороться не с кем? Не с чем? «Флажков» нет, рваться некуда? Львиная часть нашей социальной и политической жизни – имитация, картон, ложь, лицемерие, да еще какие! Ну вот навскидку – кандидат в президенты РФ г-н Богданов, многолетняя плодотворная деятельность г-на Жириновского, безудержный холуяж в СМИ, животный гогот на ТВ… Это я так, по краешку, по мелочи, по шерстке. А борьба с американским империализмом в том же ТВ, раз навсегда абсолютно точно описанная Высоцким: «беспокоят очень сильно треугольные дела», «это все придумал Черчилль в 18 году»… Да потому-то его песни и звучат, что темы-то – живы! Песни звучат, да новых нет.

А вечный сонет 66 – уже «неактуален»?

В самом деле, какая ж тут актуальность: «Тоска смотреть, как мается бедняк/ И как шутя живется богачу,/ И наблюдать, как наглость лезет в свет/ И честь девичья катится ко дну,/ И знать, что ходу совершенствам нет,/ И видеть мощь у немощи в плену».

Его песни тех лет сегодня звучат. А живи он сегодня, сейчас, – смог бы написать новые песни такой же силы? Сомневаюсь

Что ж с ложью-то больше не борются? Страшно, что ли? Да уж небось не страшней, чем 30–40 лет назад! Не посадят.

Что-то кончилось… Флажков по-прежнему много. Но НИКТО не рвется из жил и из всех сухожилий!

Есть у нас профессиональные борцы с властью, «новые русские диссиденты» (частью они же и старые – Новодворская). Но не вызывают они в обществе никакого сочувствия, никакого резонанса – один презрительный смех. Почему? Да хотя бы потому, что они сами стали заниматься политикой – и сразу открылись никакие не «праведники», а весьма склочные и мелкие политиканы, в лучшем случае чудики, которые ни о чем друг с другом договориться не могут…

Однако если «профессиональные диссиденты» и есть, то напрочь нет другого, в 1000 раз более важного и талантливого, – той вполне аполитичной духовной, культурной среды, которая яростно и зло противостояла Большой Лжи Государства. Той среды, где и жили, дышали, кричали – Высоцкий, Окуджава, Жванецкий, Стругацкие, Тарковский, Бродский…

Никто из них не был диссидентом, они были нонконформистами – их волновали не законы и их исполнение, а атмосфера. «Спасите наши души, мы гибнем от удушья, спасите наши души, спешите к нам». У них были не политические, а эстетические разногласия с Системой, как говорил Бродский.

Что ж, неужели с сегодняшней Системой нет эстетических разногласий? Власть больше не «отвратительна, как руки брадобрея», век-бультерьер – это ж вам не волкодав, он уже не «бросается на плечи»? Нет проблемы «жить не по лжи»? Или пропало такое ЖЕЛАНИЕ?

Ложь есть, а проблемы нет! Нонконформизм сменился конформизмом. Исчезли – гражданский пафос, сарказм, сам жанр сатиры. А за компанию с ними как-то исчез и вовсе уже не «гражданский», а просто человеческий надрыв, нерв, при нынешней жизни только воспаление седалищного нерва и осталось. Не только романтика, но даже стеб по поводу надрыва и романтики и тот стал неприличен. <<<...>>>

«Что-то из меня ушло… Душою было это «что-то».
Такие нынче времена!
А почему ТАКИЕ?

Популярный ответ – бабки, бабки, бабки… Но и Высоцкий концертами зарабатывал неслабо, и Жванецкий не голодал. Деньги всем нужны – талантам и бездарям, лижущим власть и кусающим власть, романтикам и циникам.

Скорее, дело в другом – изменился зритель.

Зритель скинул с себя «грязную рубаху советской лжи» и рванул в бутик. Он, зритель, народ, ДОРВАЛСЯ наконец… До правды? Да. Правда проста: хорош трендеть, хочу потреблять! Среди предметов потребления все должно быть прекрасно – и плитка, и носки в тон, и фуа-гра, и автомобиль цвета «металлик», и гламурное искусство, гламурный юмор, даже гламурный протест. Все в дело годится.

И во всем этом нет ничего новенького – «квартирный вопрос только испортил их». Последние несколько тысяч лет вечно портит, начиная с пещерного вопроса. Неиспорченными только на деревьях сидели. Дело человеческое, «слишком человеческое».

Все дело, как всегда, только в мере. Чтоб НАСТОЛЬКО испортил! «Бывали хуже времена, но не было подлей».

«Святое искусство» опростоволосилось, здесь тоже победила правда жизни. Вместо нелепого словца «искусство» пришло адекватное «шоу-бизнес». «Фабрика звезд» – очень мило, но, согласитесь, Высоцкий, понятно, был героем масс, но не совсем массовой культуры, и уж точно такие звезды не делаются на «фабричном конвейере».

«Бабло побеждает зло», «Коррупция за демократию» – популярные слоганы 1990-х. Что ж, с коррупцией все в порядке, о демократии этого не скажешь, но дело не в этом…

Бабло точно победило романтику (может, это и есть то самое «зло»?). Высоцкий нужен обществу и сегодня – как ВОСПОМИНАНИЕ о Высоцком. Но новый Высоцкий НЕВОЗМОЖЕН – его не услышат, точнее, услышат не тем ухом. Как не стали бы слушать и новое «Жить не по лжи!» – слушают только «Жить по ипотеке».

Да, Высоцкий не был политическим диссидентом, вполне возможно, что он был бы и рад иметь хорошие отношения с властью, звания, премии и т.д. Его программа была не «Долой 6-ю статью конституции», а «Я не люблю уверенности сытой, уж лучше пусть откажут тормоза».

Вот сейчас впервые для миллионов людей наступило время СЫТОЙ УВЕРЕННОСТИ – спокойного пищеварения. Буржуазное сытое самодовольство + чиновничье наглое самодовольство = общественная психология сегодняшнего дня. Ну где тут место для Высоцкого? В музее. Где место для нового Высоцкого? Места – нет.

«Так почему аборигены съели Кука? Вопрос неясный, молчит наука. Мне представляется совсем простая штука – хотели кушать и съели Кука».

P.S. Впрочем, не будем упрощать – одной причины не бывает.

И процессы в России – лишь часть таких же процессов во всем мире, а уж для них «там» общество потребления и прочий капитализм совсем не в новинку. Почему же и там столь резкий спад морального тонуса? И не только в искусстве…

Но это совсем другие темы. А я обозначил лишь одну, может, не самую главную, но все же вполне реальную причину.

написано 13-04-2008 23:31            

Сейчас, когда прошло десять лет, ясно, что смерть Высоцкого действительно произвела опустошительное действие - с нее начался трагический этап Таганки, длившийся буквально до последнего времени, да собственно не изжитый и по сей день. Театр - после запрещения спектаклей "Владимир Высоцкий" и "Борис Годунов", после ухода Любимова, после лишения его гражданства, после прихода Анатолия Эфроса - так и не пришел в себя. Да, Любимов был и остался великим режиссером, но то, что было сделано с театром, не восстановить и ему. Теперь уже все другое.
А сразу после смерти Высоцкого его друзьям еще казалось, что ничто не рухнуло. Их скорбь разожгла творческую энергию - возникла мысль о спектакле памяти Высоцкого. И во время работы над спектаклем, которая шла с перерывами с осени 1980 по июль 1981 года, атмосфера в театре оставалась прежней. Даже тесней, сплоченней стало вокруг Таганки кольцо друзей...
Но за месяц до годовщины смерти Высоцкого начались бои совсем не творческого свойства: чиновники из Главного управления культуры Моссовета делали все, чтобы не выпустить спектакль: резали текст, выдвигали идеологические обвинения, взывали к партийной совести Любимова, объявляли выговор за выговором ему и
Н. Л. Дупаку, директору Таганки. Опустошение театра шло сверху - планомерно и тупо. Сам процесс борьбы за разрешение "Высоцкого" и "Годунова" исказил атмосферу Таганки. Если раньше тон задавала интеллектуальная элита, умом, энергией и талантом которой постоянно подогреваемы были и актеры, если прежде дух сотворчества, соборности пропитывал все и вся , то теперь театр и его духовных "сосьетеров" вынуждали говорить на языке партократии, заставляли хитрить, изворачиваться, подлаживаться под язык и стиль чиновничьих нравов.
Что случилось? Ведь и раньше Любимову не раз приходилось отстаивать свои спектакли перед всевозможными коллегиями и комиссиями - чуть не каждый спектакль был сперва запрещен, а уже потом со скрипом разрешался... Как мне представляется, "трагическая вина" Таганки состояла в том, что они посмели увидеть в своем погибшем товарище - большого поэта и поставить его, личность с официальной точки зрения одиозную, в один ряд с Пушкиным, Маяковским, Есениным. Высоко замахнулась Таганка! И сделав резкий рывок в творчестве, не смогла дотянуться до себя же - в житейских делах. Отсюда - угрозы Любимова пойти в Политбюро, отсюда - опора на авторитет съезда и самого Л. И. Брежнева, отсюда - "метание бисера перед свиньями", разговоры с клерками из культурного ведомства по душам...
Мы знаем, чем кончилась эта война. Таганку уничтожали так же, как убивали литературу в лице А. Синявского, В. Аксенова, В. Войновича, музыку - в лице А. Шнитке, Э. Денисова, М. Ростроповича. Сегодня запланированной диверсией выглядит и назначение главным режиссером на Таганку Анатолия Эфроса: этой акцией убили сразу двух "зайцев" - посеяли раздор в лагере прогрессивных и непокорных художников, а Эфроса, всю жизнь преследовавшегося наравне с Любимовым, уничтожили и морально, и физически.
Чудом вернулся в Театр на Таганке объездивший полмира Юрий Любимов. Вернулся другим, но и вынужденная его оторванность от страны и театра долго еще будет давать о себе знать. Юрий Петрович еще живет спорами и конфликтами 81-го года, он еще доругивается с теми, о ком мы успели забыть... Как перспективно, с каким запасом сработали товарищи из Главка и министерства! Даром, что ими руководит нынче таганковец Николай Губенко...
Смерть Высоцкого - казалось бы не главного любимовского актера - провела черту, отделившую Таганку нашей молодости от Таганки сегодняшней, из которой, кажется, вынута душа.
В музее Театра на Таганке хранятся стенограммы худсоветов, в том числе - обсуждений замысла и результата работы над спектаклем "Владимир Высоцкий". Предлагаем вашему вниманию выдержки из них. Не для того, чтобы кого-то пригвоздить к позорному столбу. Напротив, нам хотелось бы, чтобы вы почувствовали, какое содружество поддерживало высочайший уровень театра и в каком кругу взрастал талант актера и поэта Владимира Высоцкого.
Спектакль, сочиненный Любимовым и его соратниками, предсказал все то, что случилось позже. Стержнем его сложной, поли-фоничной структуры был действительно "Гамлет".
Это было воспоминание одновременно о Гамлете-отце и Гамлете-сыне сразу после их гибели. Актеры и вправду еще не износили башмаков. Голос Высоцкого - Гамлета еще витал в Таганке - Эльсиноре. Люди, дорожившие памятью о нем, познавали его заново, взывали к нему, влезали в его шкуру, их голоса сливались. Казалось, сливались и души. Но нет! Вдруг Высоцкий переставал отзываться и на вопрос: "Где тебя сегодня нет?" - отвечал тягостным молчанием. А в финале и вовсе казалось, что вот-вот мы увидим его Гамлета, сидящего в глубине сцены, на полу, с гитарой. Но гитара была - а Высоцкого не было. Сцена была пуста.

Елена АЛЕКСЕЕВА

написано 14-04-2008 23:26            

Встретились мы с Юрием Григорьевичем Емельяненко в маленькой уютной квартире в Днепропетровске. Завязался непринужденный разговор о Севере, Чукотке, где долгое время жил Юрий, потом о Москве. Мы рассматривали фотографии, слушали пластинки и, разумеется, разговор перешел на Владимира Семеновича Высоцкого, которого Юрий знал, с которым дружил...

- Знаете, я ведь очень активно жил, много ездил, много видел, многое пережил... И знаю, что в душе у меня много романтики и сентиментализма излишнего, ну, а в двадцать лет, когда я приехал на Чукотку, у меня все это было, наверное, в апогее. И когда я стал работать, все у меня шло успешно: я ровно рос, стабильно, в двадцать пять лет уже был заместителем начальника порта, ходил весь в нашивках, молодой, красивый... Там у меня был друг - известнейшая личность на Севере, Саша Вильсон, врач. Он облетал всю тундру, исследовал чукчей и знал их всех наизусть. Он меня познакомил с Анной - самой легендарной женщиной-чукчей, которая была председателем Чукотского исполкома. Когда-то она послужила прототипом героини книги Юрия Рытхэу. Кстати, эта легендарная личность стала потом моей женой... Все это было в Анадыре, на Чукотке.
Потом был Магадан. Я работал начальником управления на реке Оле и там познакомился с Вадимом Тумановым. Вадим тогда еще только начинал свои крупные дела, и я ему много помогал техникой. Старатели всегда приходили в управление и просили списанную технику: бульдозеры, машины, трактора... За это Вадим однажды привез мне Женю Евтушенко и сказал: "Давай, Юра, отмечай ему 45 лет". Да, так было. Мы весело жили, весело работали, весело отдыхали...
И с Володей Высоцким меня познакомил тот же Вадим Туманов в один из моих приездов в Москву. До этого, конечно же, я знал и любил его песни как и все, особенно там, на Севере. Когда Володя приехал в Магадан, мы с ним не встретились. Он был у Кошелева Виктора, приятеля Игоря Кохановского. Два дня они не выходили из-за стола, он и Магадана-то не видел. Уже в день отъезда его оттащили от стола, впихнули в такси, машина, не останавливаясь, сделала круг по Магадану, он, не вылезая, поглядел Нагайскую бухту и - прямиком по Колымскому тракту на 56-й километр... А после этого написал:
"Я увидел Нагайскую бухту да тракты -Улетел я туда не с бухты-барахты!" Рассказывали, что был там такой интересный случай: все ждали, когда же Володя, наконец, споет, ведь уже прошло двое суток и назавтра он уезжал. И знаете, он так и не спел. Они с Игорем столько времени провели за разговорами, воспоминаниями! И в постоянном застолье... Было не до песен. Наутро все убежали на работу, сговорившись в обед встретиться и проводить Володю. Володя проснулся, в доме уже никого не было, кроме старушки-матери, которая перемывала посуду. Он сел рядом с ней и часа два пел на кухне. Потом уже, между делом, старушка рассказала: "А Володя мне на кухне концерт устроил!" Все ахнули: "Как! Нам не спел, только бабке одной!"...
В последнее время я часто приезжал в Москву: и в отпуск, и так, по делам. Встречался с Володей. Он всегда приглашал нас с Анной в театр. Я запускал Анну через фойе Театра на Таганке и говорил:"Анна, вперед, вон там Володя виднеется". И Володя, как только видел Анну, бросал свою компанию, у него лицо расплывалось в улыбке: "О, чукча приехала! Ох, ты, чукча! Ты самая главная чукча, да?!" Он, вообще, шутил над ней со страшной силой:
"Ну, ножки у тебя, как у чукчи!" Анна никогда не обижалась, все понимала. Она его любила и относилась к нему с теплотой...
Однажды я прилетел в Москву и позвонил Володе часов в одиннадцать. Володя еще спал, но я все равно поехал к нему. Захожу, а у него зашторенные окна, полумрак. Он, видимо, недавно приехал откуда-то из-за границы: баул стоит модный и там шмоток всяких полно. А на улице жара жуткая, я в какой-то дурацкой нейлоновой рубашке, мокрый весь. Он глянул на меня: "Ты что. Юрка! Сымай все!", - и пошел к своему баулу. Выкидывает оттуда:
"Так, это тебе подойдет, вот это тоже, а эту куртку я пару раз носил, возьми. А эту рубашку надень!" Я смотрю - рубашка такая классная, из "чертовой кожи", черная-черная, как смоль, с красивой планочкой ярко-красной и перламутровыми пуговицами-клипсами. Красивая рубашка очень! Я ее надел, затянулся. А он смеется: "Ну вот, теперь ты и парень ничего!" Знаете, я эту рубашку долго хранил, а джинсовая куртка, которую он тогда подарил, у меня осталась до сих пор, только воротник поистрепался... Вообще, Володя любил дарить красивые вещи, любил радовать друзей...
Он очень разным был. То похудеет, то пополнеет. Но в последние годы он, как бы стабилизировался. Все время ходил в кожаной куртке, джинсовых брюках, затянут весь... Любил носить красивые суперджинсовые вещи... Курил непрерывно, постоянно и неизменно - "Винстон". Он был крепышом. Рука у него маленькая такая была, но крепкая, он этим гордился. Всегда старался при встрече сжать руку так, что аж трещала... Матерился сплошь и рядом... Любил бешеные скорости. На машине гонял так, что его знали все московские гаишники... У него были чудесные машины, в последний год Володя их обе разбил: ездить он как раз и не научился. Он был из тех, кто хоть сто лет будет ездить, но профессионалом-водителем так и не станет. А Володя вечно хвастался машиной, лихой ездой, всегда в нем это пижонство было...
Однажды на Новый год я привез и подарил Володе семь оленьих шкур - счастливое число. Они были такие большие, выделанные, но не годились никуда, кроме как на коврик, потому что они лезли здорово. Но они были очень красивые: большущий ворс, трубчатый такой, крупный. И вот я ему все это подарил. Это был как раз год, когда он разбил машину и разбил Севу Абдулова. Бедный Сева!.. Его положили в больницу, мы к нему ходили. Сева был весь перевязанный с таким огромным пропеллером под рукой. И Володя мне говорил:
- Кошмар какой-то! 3а весь этот год, столько всяких разных событий, еще вот и друга разбил...
Примерно за год до моего отъезда из Магадана - гудим сначала у Володи, потом Сева забрал меня к себе. У Севы старинная московская квартира огромнейших размеров, прямо на Горького в маленьком переулочке, около ресторана "Центральный". Прогудели всю ночь и заснули с Севкой вдвоем в одной кровати. Утром звонок. В трубке - рев: с перепою у Володи голос всесшибающий:
- Сева, ты проснулся?
- Нет, - говорит Сева.
- Сева, у меня в "Арагви" свои люди, скатерть белая постелена, поехали! Я сейчас за вами заезжаю, поехали!
Сева:
- Володенька, ты что, спятил?! Семь часов утра, кто нас примет, вся Москва спит, ты что!
- Поехали, Сева, скатерть белая постелена, поехали!
Приезжает на своем "Мерседесе", по дороге где-то еще ребят нахватал, мы с Севой взяли такси. Спускаемся по Горького, ну, там же все рядом. Москва пустая, приезжаем быстро и во двор "Арагви". Во дворе - полные машины народу, все сидят, ждут, может, с утра чего дадут. Володя из-за руля выбегает. А дворик крошечный такой и там дверь с маленьким окошечком - что-то такое туда подают, ну, явно с рестораном связанное. Володя кулаком в дверь:ды-ды-ды! и так смотрит на машины, на нашу реакцию. Опять рукой в дверь: ды-ды-ды! - и смотрит на нас. А мы ждем, что сейчас будет. Снова замахнулся, а тут дверь открывается и волосатая рука как долбанет Володю, он волчком к машине:
- Ребята, не моя смена! Извините, не моя смена!..
Так мы на белую скатерть и не попали. Пришлось потом ехать на рынок, где-то чего-то закупать, кто-то вина достал и снова с утра все завертелось...