написано 05-04-2009 11:40            

«ЛУ» №5/2006
ЛИТЕРАТУРА И СОВРЕМЕННОСТЬ
Андрей Мартынов
«ВСТРЕЧА - СЛУЧАЙ НА УЗКИХ ПЕРЕКРЕСТКАХ МИРОЗДАНЬЯ».
Наум Коржавин и Владимир Высоцкий: к вопросу о некоторых влияниях

Лагерный опыт... человеку не надо видеть и даже знать. Варлам Шаламов, писатель, узник советских лагерей
Опыт Аушвица... травма европейской цивилизации... вопросом является, в какой форме — культуры или невроза, созидания или разрушения - будет жить эта травма в европейских обществах. Имре Кертис, писатель, узник нацистских лагерей
Проблема творчества иррациональна по своей природе. Понять истоки того или иного культурного явления нельзя, если не учитывать, помимо рациональных причинно-следственных построений, интуитивных, зачастую основанных на принципах коллективного бессознательного факторов (К.-Г. Юнг), которые не могут быть объяснены в рамках привычных систем логических доказательств. Вместе с тем, реконструкция биографического контекста и интертекстуальный анализ позволяют в ряде случаев выявить межтекстовые и межжанровые связи, дающие представление о генезисе и эволюции как автора, так и исследуемого произведения. Наибольший интерес
124
представляют не легко выявляемые «массовые» влияния, определяющие поэтику определенного этапа творчества, как, например, Александра Блока на Николая Клюева и Бориса Нарциссова, Велимира Хлебникова на Николая Заболоцкого, Владимира Маяковского на Ивана Елагина и Юрия Галанскова, а «частные» — позволяющие лучше понять отдельные штрихи картины мира писателя посредством анализа воздействий конкретных произведений друг на друга. К последним может быть отнесено влияние стихотворения Владимира Соловьева «Панмонголизм» (1894 г.) на «Петербург» (1910 г.) Иннокентия Анненского или же стихотворения Федора Сологуба «Когда я в бурном море плавал...» (1902 г.) на стихотворение Николая Гумилева «Умный дьявол» (1905—1906 гг.).
«Поэтическое хозяйство» (В. Ходасевич) в силу изначальной укорененности в чувственно-интуитивном пространстве более герменевтично, а потому реконструкция механизмов творчества дает возможность восстановить психологическую мотивацию и те иногда неожиданные культурные коды и связи, которые послужили основами, зачастую бессознательными, к созданию текста. Одним из таких примеров может быть названо влияние поэмы Наума Коржавина «Зоя» (1945 г.) на стихотворение Владимира Высоцкого «Я никогда не верил в миражи...» (1979 или 1980 г).
Владимир Высоцкий мог познакомится с поэмой Наума Коржавина через Самиздат, в котором она циркулировала1. Учитывая популярность Коржавина, который, по справедливому утверждению Макса Хейварда, «сделал себе имя» в начале шестидесятых, и интерес Высоцкого к стихотворчеству, знание поэмы автором «Коней привередливых» вполне допустимо2. Важно учесть и то, что приведенные ниже фрагмент текста Коржавина и стихотворение Высоцкого имеют общие коды, символы и образы, что позволяет говорить о влиянии «Зои» на «Миражи».

Наум Коржавин:

Мы родились в большой стране, в России.
Как механизм губами шевеля,
Нам толковали мысли неплохие
Не верившие в них учителя.
Мальчишки очень чуют запах фальши.
И многим становилось все равно.
Возились с фото и кружились в вальсах,
Не думали и жили стороной.

написано 05-04-2009 11:42            

Мы родились в большой стране, в России,
В запутанной, но правильной стране.
И знали, разобраться не умея
И путаясь во множестве вещей,
Что все пути вперед лишь только с нею,
А без нее их нет вообще3.

Владимир Высоцкий:

Я никогда не верил в миражи,
В грядущий рай не ладил чемодана, —
Учителей сожрало море лжи —
И выплюнуло возле Магадана.
И я не отличался от невежд,
А если отличался — очень мало,
Занозы не оставил Будапешт,
А Прага сердце мне не разорвала.
А мы шумели в жизни и на сцене:
Мы путаники, мальчики пока, —
Но скоро нас заметят и оценят.
Эй! Против кто ? Намнем ему бока!
Но мы умели чувствовать опасность
Задолго до начала холодов,
С бесстыдством шлюхи приходила ясность —
И души запирала на засов.
И нас хотя расстрелы не косили,
Но жили мы поднять не смея глаз, —
Мы тоже дети страшных лет России,
Безвременье вливало водку в нас4

И для поэмы Коржавина, и для стихотворения Высоцкого отправной точкой их историософской концепции становится эпоха «большого террора» (Р. Конквест). И если Коржавин ее прямо называет («повальный страх тридцать седьмого года»), то Высоцкий заменяет точную дату прозрачным намеком-синонимом («расстрелы не косили»).
В дальнейшем Коржавин разовьет тему террора и ответственности за него в своей знаменитой «Поэме греха» — «был общим страх у нас, и грех был общим»5. Когда не только жертва, но и палач «сам обманут... может быть, и НАМИ»6. В свою очередь Высоцкий обобщил опыт репрессий в знаменитой «Баньке по-белому» и в неоконченном стихотворении, хронологически примыкающему к «Миражам», «А мы живем в мертвящей пустоте»:
126
Андрей Мартынов, продолжение

И обязательные жертвоприношенья,
Отцами нашими воспетые не раз,
Печать оставили на нашем поколенье —
Лишили разума и памяти, и глаз7.

В принципе идея личной ответственности есть и в рассматриваемом стихотворении Высоцкого: «а мы шумели в жизни и на сцене... Эй!Против кто?Намнем ему бока!».
Сближают два произведения контекстуально схожие фигуры учителей и их учеников: «нам толковали мысли неплохие не верившие в них учителя» (Коржавин) и «учителей сожрало море лжи - и выплюнуло возле Магадана» (Высоцкий). В последнем случае можно говорить об определенном завершении судеб коржавин-ских героев.
Другим логическим продолжением является естественная эволюция коржавинских учеников: «мальчишки очень чуют запах фальши». В стихотворении Высоцкого ей соответствует признание: «но мы умели чувствовать опасность задолго до начала холодов, с бесстыдством шлюхи приходила ясность — и души запирала на засов». Трагизм подобной эволюции связан с тем, что переживающие его герои, по мысли Высоцкого, уже не могут «возиться с фото и кружиться в вальсах». Им остается покориться безвременью, что будет вливать в них водку.
К параллельным местам, несмотря на отсутствие в тексте поэмы Коржавина упоминаний интервенции советских войск в Будапешт и Прагу, можно отнести и соответствующий фрагмент стихотворения Высоцкого. Свои воспоминания «В соблазнах кровавой эпохи» Коржавин завершает событиями 1956 года. Именно вторжение в Венгрию, писал поэт, завершило его освобождение от «соблазнов» коммунистических идеалов8.
Отличием стихотворения Высоцкого (одновременно свидетельствующем о самостоятельной работе автора) является образ героя-рассказчика. Высоцкий последовательно отождествляет его с собой («я никогда не верил в миражи»), а затем, путем кенозиса, растворяется во всем поколении, точнее с «учениками», («я не отличался от невежд», «а мы шумели в жизни и на сцене»). И если Коржавин в начале также отождествляет себя с рассказчиком, то в дальнейшем система самоидентификации усложняется. Несмотря на внешнюю адресность, поэма Коржавина отождествляет лирического героя (реального исторического персонажа Зою Космодемьянскую) с определенным поколением, что сближает ее со стихотворением Высоцкого. Поколение, к которому причисляет себя Коржавин, отождествляется с героиней поэмы. Она для автора

написано 05-04-2009 11:45            

В принципе персонификация через лирического персонажа поколения, в данном случае также через Зою Космодемьянскую, имело место и у других авторов. Так, в частности, Маргарита Алигер в предисловии к поэме «Зоя» пишет: «когда пишешь о том, что было на самом деле, первое условие работы — верность истине, верность времени, и «Зоя», в сущности, стала поэмой и о моей юности, о нашей юности. Я писала в поэме обо всем, чем жили мы, когда воевали»9.
Одновременно автор стремится не только отождествиться с собственным поколением:

Жги меня, страдание чужое,
стань родною мукою моей.
Мне хотелось написать о Зое так,
чтоб задохнуться вместе с ней.

Но и вместе с тем возродить его:

Мне хотелось написать про Зою,
чтобы Зоя начала дышать10.

Зоя Космодемьянская явилась прообразом Христины Орлецовой в романе Пастернака «Доктор Живаго». Христина была дочерью осужденного «священника-тихоновца» Вонифатия. «Это пятно она, может быть, поклялась смыть когда-нибудь с доброго родительского имени в своем горячем детском сердце. Так далеко и рано поставленная себе цель, пламеневшая в ней неугасимым решением, делала ее уже и сейчас по-детски увлеченной последовательницей всего, что ей казалось наиболее неопровержимым в коммунизме»11. Стремление Христины отождествиться с господствующими идеологическими веяниями эпохи, с которыми идентифицировала себя значительная часть молодых людей в двадцатые и тридцатые годы, также делает ее в определенной степени типологическим персонажем, как и героинь поэм Коржавина и Алигер.
Следует отметить, что тексты Коржавина и Высоцкого восходят к стихотворению Александра Блока «Рожденные в года глухие...» (1914 г.). Стихи объединяет посткатастрофическая рефлексия («кровавый отблеск в лицах есть»). Лирический герой Блока также стремиться передать «Думу» (по аналогии с лермонтовской) своего поколения. Это самоотождествление-признание — «мы — дети страшных лет России»12. Судя по вариантам, Блок акцентировал внимание на возростных отличиях своих адресатов. Если в окончательном варианте он ограничился упоминанием в первом абзаце «рожденных в года глухие» лирических героев, то в первоначальном наброске, относящемся к осени 1913 года, имеет место постоянная поколенческая риторика героев, «родившихся в глухие годы», которых «старят виденные раны, надежд несовершенных грусть». Возрастное противопоставление по сути является кодой, завершающей стихотворение:
128
Андрей Мартынов Продолжение

Мы все — невольно или вольно —
Свидетели великих лет,
Мы знали голос колокольный,
Вы, вновь родившиеся, —нет13.

Влияние Наума Коржавина на Владимира Высоцкого менее всего может быть рассмотрено как эпигонство или же ученичество со стороны последнего. Скорее это «встреча — случай»,

Будто все, что в прошлом было,
Только-только начиналось14.

Наверное, именно такие влияния и определяют тот «смысл творчества» (Н. Бердяев). В нем влияние выступает как некое со-творчество, а «встреча-случай» становится теургическим актом, в котором поэтам предстоит

И встретиться - со вздохом на устах –
На хрупких переправах и мостах,
На узких перекрестках мирозданья15.

Примечания:

1) Сообщено автору Наумом Коржавиным.
2)Hayward M. Writers in Russia: 1917-1978. San Diego-New York-London: A.Helen and Kurt Wolffbook, Harcourt Brace Jovanovich Publishers, 1979. Р. 76.
3) Приводится по авторской рукописи.
4) Высоцкий В. Собрание сочинений в 2 т. Т. 2. М.: «Локид-пресс», 2001. С. 139.
5) Коржавин Н. Стихи и поэмы. М.: «Материк», 2004. С. 434.
6) Коржавин Н. Стихи и поэмы. С. 437.
7) Высоцкий В. Собрание сочинений в 2 т. Т. 2. С. 140.
8) «И Пешт, и Прага» также упоминаются Коржавиным в «Поэме греха».
9) Алигер М. Собрание сочинений в 3 т. Т. 1. М.: «Художественная литература», 1984. С. 277.
10) Алигер М. Т. 1.С. 316.
11) Пастернак Б. Собрание сочинений в 5 т. Т. 3. М.: «Художественная литература», 1990. С. 475. Возможно, здесь Пастернак обыгрывает реальный факт биографии Зои — ее дед, священник Петр Космодемьянский (1872—1918), был репрессирован.
12) Блок А. Собрание сочинений в 8 т. Т. 3. М.-Л.: «Художественная литера-
тура», 1960. С. 278.
13) Блок А. Т. 3. С. 599.
14) Коржавин Н. Стихи и поэмы. С. 66.
15) Высоцкий В. Собрание сочинений в 2 т. Т. 1 . С. 394.
129